— Это мы персонал обсуждали, — пришел на выручку Денис Альбертович. — У нас многие ходили в подозреваемых, в том числе и я. Кстати, я жене рассказал, чем все закончилось, так она сразу же загорелась — какая замечательная идея для триллера! Жена любит чтение, от которого мороз по коже.

— Это потому что у нее работа спокойная, — сказал Данилов. — На досуге хочется контраста. А я, например, сейчас «Историю французской революции» Карлейля перечитываю…

— Ну уж это страшнее любого триллера! — хмыкнула Елена.

— Не соглашусь, — Данилов отрицательно покачал головой. — Карлейль не нагнетает саспенса, а просто описывает события, пускай и ужасные. К тому же я все знаю наперед, так что это чтение оказывает на меня умиротворяющее действие. Сплю потом спокойно, ромашковые поля во сне вижу.

— Давай про сны позже поговорим, — попросил Денис Альбертович. — Продолжай свой рассказ с того момента, как ты понял, что кто-то из отделения пытается подложить мне и главному врачу большую свинью.

— Подставить тебя можно было и проще, без привлечения телевидения, — Данилов пристально посмотрел на Дениса Альбертовича. — Достаточно жалобы от жены в департамент. В отделении бардак, моему мужу, который после введенных ему наркотиков был малость не в себе, позволили уйти и в итоге он попал возле больницы под машину. Видеозапись его побега здесь оправданием служить не может, согласен?

— Согласен, — кивнул Денис Альбертович. — Мужик был не в себе после морфия, который, правда, сделали довольно давно, да еще и обстановка подействовала. Дежурные врачи должны были заметить, предусмотреть и воспрепятствовать…

— Но они этого не сделали, — подхватил Данилов, — потому что под руководством разгильдяя Ирдинкина, — он подмигнул Денису Альбертовичу, — привыкли работать абы как. Это аллес капут, он же — полный песец. Зачем связываться с журналистами? А потому что нужен громкий скандал, могущий привести к снятию главного врача… Берем эту мысль за отправную точку и думаем, кому в отделении могут сильно не нравиться и заведующий, и главный врач? Именно оба, потому что тот, кому не нравится только главный врач, подождет другого удобного случая, при котором не будет подставляться заведующий отделением. Вы со мной согласны?

Денис Альбертович и Елена синхронно кивнули.

— Старых врачей у тебя в отделении не осталось, только медсестры и санитарки. Что может сделать главный врач санитарке или медсестре, пусть, даже и старшей? Практически ничего, — Данилов развел руками. — Все идет через заведующего отделением. Если заведующий доволен своим сотрудником, то главный врач — тем более. Исключения бывают редко, например когда заведующий покрывает какого-то безобразника или же, когда между сотрудником и главным врачом происходит какой-то конфликт…

— Вова, здесь собрались понимающие люди, так что пояснения такого рода можно опустить, — перебила Елена. — Давай к делу!

— Если я не стану излагать все плавно и подробно, то собьюсь с мысли, — пояснил Данилов. — Думается же какими-то вспышками в голове, а их нужно связать воедино. Короче говоря, вроде никто из сотрудников отделения не мог обидеться на главного врача настолько сильно, чтобы «топить» его, да еще и в такой сложный момент, когда в аптеке вскрылись злоупотребления. Ну, вы понимаете… Остается только один мотив — месть за снятие прежнего заведующего отделением. И этот мотив очень хорошо укладывается рядом с высокой летальностью…

Данилов прервался, чтобы сделать глоток кофе.

— Кто? — он выжидательно посмотрел на Дениса Альбертовича. — Двух сестер, которые относились к твоему предшественнику с пиететом, а тебя недолюбливали, мы из отделения выжили. Остальным вроде как до лампочки… Снова появилось такое ощущение, будто я зашел в тупик. Тогда я попробовал пройти другим путем. Кто нашел у Веры в сумке ампулы? Старшая медсестра! От кого сотрудники Следственного комитета получили препараты, отпущенные аптекой? От нее же! А еще у меня перед глазами на столе стоял стеклянный зайчик, которого она мне подарила в начале нашего знакомства и, заодно, рассказала о своем редком хобби… Но какой у нее был мотив? Я решил позвонить Вере Нечухаевой, — Данилов посмотрел на Елену и пояснил: — Той медсестре, у которой в сумке нашли ампулы. Наш последний разговор с Верой давал надежду на то, она скажет мне правду. Меня интересовало, не замечали ли сестры Нечухаевы, которые работали в отделении с давних пор, каких-либо признаков романа между заведующим отделением и старшей медсестрой. Ведь как любовь не скрывай, она где-нибудь да проявится, просочится в какую-нибудь щелку. Взгляды, жесты, улыбки, кто-то в ресторане увидит воркующих голубков… Но Вера сказала, что ничего такого не замечала, Михаил Юрьевич специализировался, как она выразилась, «на вчерашних школьницах», то есть — на молоденьких. Но ведь не только любовь правит миром, верно?

— Я бы никогда до этого не додумался! — признался Денис Альбертович. — Как тебе вообще пришло в голову, что Ирина — сестра моего предшественника?

— Не сразу, — улыбнулся Данилов. — После разговора с Верой я сказал себе: «начни с главного, сначала выясни можно ли при наличии стеклодувного оборудования работать с ампулами так, чтобы не оставалось следов, а потом уже разбирайся с мотивами». Выяснилось, что можно. Это сказал мне начальник цеха по изготовлению нестандартной лабораторной посуды. Теперь можно было заняться мотивом. В вымогательстве денег Ирина Константиновна участия вроде как не принимала. Медсестры служили предлогом, а вымогали деньги врачи. В современной ситуации у родственников вообще нет возможности пересечься со старшей сестрой. В больницу посетителей не пускают, для справок дают телефон ординаторской, по которому о состоянии пациентов рассказывают только врачи. Можно назначить встречу с врачом где-то на стороне, но не со старшей медсестрой. Да и зачем она нужна? Добрая половина народа вообще не знает о существовании такой должности. Так что корысть можно убрать. Недовольства новым начальником не было и быть не могло, поскольку он, — Данилов указал рукой на Дениса Альбертовича, — добрый, чуткий и не склонен соваться в сестринские дела без особой на то нужды. Проще говоря, самолюбию ущерба не наносит, на авторитет не покушается, дифирамбы поет и готов на руках носить…

— Ну, про дифирамбы ты малость преувеличил, — вставил Денис Альбертович, — но хвалил я ее и в глаза, и за глаза.

— Личную неприязнь тоже убираем, — подытожил Данилов. — Амурного интереса по отношению к тебе она не проявляла, так что ревность можно даже не рассматривать. Перебрав все возможные мотивы, я вернулся тому, с которого начал — к мести. Дорогого ей заведующего вынудили уволиться, так нужно отыграться на новом, а, заодно, и на главном враче. Не исключаю, что конечной целью могло быть возвращение Михаила Юрьевича…

— Думаешь? — усомнился Денис Альбертович.

— А почему бы и нет? — прищурился Данилов. — Главного сменили, ты вылетел, временно на заведование поставили Кошелева или, к примеру, Бурлая, в отделении, разумеется, бардак и в этот момент к новому главному врачу приходит Ирина Константиновна и рассказывает ему о том, каким замечательным руководителем был несправедливо оклеветанный Михаил Юрьевич, какие он держал показатели и вообще у него мухи строем летали, а тараканы честь на ходу отдавали. Реаниматологов нынче не хватает, а руководящих — так особенно. Почему бы не взять Михаила Юрьевича обратно, тем более что его не осудили? Такой вариант вполне возможен. Фанфары трубят, литавры гукают, любимый начальник возвращается в свое отделение на белом коне, а у входа с букетом цветов его встречает единоутробная сестра. Это самое потаенное родство, отчества разные и если никому про общую мать не рассказывать, то никто ничего не заподозрит. Хобта пришел на заведование в то время, когда Ирина уже была старшей медсестрой. Возможно, что она посодействовала его назначению, а родство они скрывали, потому что оно помешало бы им работать вместе. Прямое подчинение, как-никак… Или же они просто не считали нужным его афишировать. К счастью, у меня нашлась знакомая в ГУВД, которая практически мгновенно нашла для меня информацию о родителях Михаила Юрьевича Хобты и Ирины Константиновны Прушник. Повезло, что фамилии у обоих редкие, со Смирновыми и Кузнецовыми пришлось бы повозиться долго. Ну а дальше все было просто. Смущал только один вопрос — почему она перечеркнула сделанное раньше, то есть, фактически, реабилитировала тебя, когда подставла Перегудову? Вроде бы не совсем логично, не так ли?