подозревать, не думаю, что у них окажется так мало мозгов, что они предъявят тебе официальные обвинения. Еще и во время войны.

— Ко всему, я уверен, что Омо-чан тоже ищут, — начал говорить вслух, пускай и тихо, Сенсома. — И могут делать это даже по ночам. Хотя нет, плохая идея. Если я разрушу лаборатории Страны Снега, конфликту точно быть.

— Конфликту точно быть.

Сенсома замер, прислушиваясь к ощущениям, и Сашими с Ловеном тоже остановились, недоуменно воззрившись на него.

Но он не стал им ничего объяснять, раз за разом сканируя местность на предмет пользователей чакры. Голос, который он услышал… будто бы прозвучал в его голове. Но даже если так — есть кто-то, кто сказал эти слова, и он должен быть где-то в радиусе его сенсорских способностей. Ведь должен же, да?

Опыт и ум Математика Боя привыкли давать ответы на самые каверзные вопросы, какие только может подкинуть жизнь шиноби. Сенсома слышал голос, и он точно не сошел с ума, значит имела место некая техника. Что за техника может дать такой эффект? Гендзюцу, очевидно, но наложить на него гендзюцу… Это реально, но сделать это вне радиуса его сенсорских способностей, да еще и только ради того, чтобы сказать ему три слова — такой трюк не стоит этих усилий. На ум приходит другая техника. Даже ряд техник — уникальные ниндзюцу клана Яманака. Но даже самый опытный и сильный Яманака не сможет так просто влезть в его голову с огромного расстояния.

Клан Тофуру — обладатели уникального кеккей генкай, уроженцы Страны Молнии. Члены этого клана малочисленны, а оттого редки, но Сенсоме приходилось иметь с ними дело. Их улучшенный геном позволял им усиливать чакру союзников или свою. Но своя родная чакра членов Тофуру была столь слаба, что даже усиливая ее они были плохими шиноби. Поэтому-то клан малочисленен — их почти всех истребили до того, как поняли, насколько полезны обладатели их кеккей генкай при правильном использовании.

Хорошо, значит здесь имеет место быть союз членов клана Яманака и клана Тофуру. Подозрительный союз в военное время. И, если Сенсома не ошибается, они нашли то, что искали.

Предатель ли Яманака, или находится под контролем — разницы это не имеет никакой.

— Твои умозаключения поражают, Математик Боя, — хмыкнул голос неизвестного в голове. — Я впечатлен.

Сенсома нахмурился и тут же почувствовал слабенький огонек чужой чакры, вошедший в его радиус. Потом еще и еще. К отряду Узукаге двигались шиноби, и их было немало — целых пятнадцать, не считая того Яманаки и его помощника-Тофуру.

Сашими охнула, когда к ним вышел старый знакомый, а Ловен лишь пожал плечами:

— Ну… я же говорил, пишет Автор.

— Очень рад вас снова видеть, — холодно улыбнулся им всем мечник из Страны Железа, назвавшийся Шоураем. — Как вы ловко о всем догадались…

* * *

— Като?

Цунаде вошла в палатку мужа и обеспокоенно нахмурилась, увидев, как сосредоточенно он массирует свои виски. После того, как она прочитала то письмо от Орочимару, ей постоянно мерещится болезнь дорогого супруга. В любом его движении и взгляде — она везде видела амнезию, рак мозга и прочее-прочее. Как ирьенин Сенджу понимала, что просто накручивает себя, но остановиться уже не могла.

— Столько всего, — голос Като отдавал хрипотцой, но он нашел в себе силы улыбнуться жене. — Прости, Цунаде, просто навалилось всякого… Фронт трещит по швам, дезертиры, а теперь и это…

— Это? — выгнула бровь Цунаде. — Что опять произошло?

— Минато Намикадзе признан предателем. Официально. В Конохе это объявили вчера.

— Предателем?! Минато?! О чем думает Сарутоби-сенсей?! Нет, послушай, это какая-то ошибка! Ну не может же Минато…

— Все может быть, Цуна! — голос мужа стал жестким. — И… ладно, если честно, есть другая версия.

— Две версии одного события? Вторая из параллельного мира?

— Ты же сама понимаешь — Хокаге и Совет просто выбрали оптимальный вариант. А всего их было два. Первый — признать Минато предателем, так как он напал на Сенсому-сама, ну и так далее — ты знаешь. А вот второй…

— Мы это обсуждали, Като, — контролер. Я верю Сенсоме и верю Джирайе, а они свято убеждены в его существовании.

Командующий фронтом с Молнией невесело усмехнулся и отвел взгляд. О, как бы и он хотел не иметь сомнений! Но, увы, его положение обязывает просчитывать все варианты. И один из них — Минато, предавший Страну и селение. Дерьмовый вариант, но он вероятен. Равно как вероятно существование техники, с помощью которой его можно контролировать.

— Ладно, послушай, — Като подозвал жену поближе и, когда та села рядом, обнял ее. — Не так уж важно, на самом деле, предатель он или нет. Но если же он все-таки предатель… Просто вдруг, не дергайся. Так вот — если же он — предатель, то сколько еще врагов нас окружает? Сколько всего предателей? Да даже если и марионеток этого таинственного контролера — сколько их? Сколько их мы с тобой видели… за сегодня.

Снаружи звякнуло оружие, и в палатку, не сговариваясь, ввалились шиноби из ближнего круга охраны командующего. Все, как один — мощные джонины, сил которых хватило бы даже на сдерживание шиноби уровня Каге. И все, как один, в странных черных балахонах с красными облаками.

А в самом их центре стоял желтоволосый шиноби, официально объявленный сутки назад предателем.

— Да вы все сегодня чудо какие проницательные, — голубые глаза Минато сверкнули, будто бы были сделаны изо льда. — Подъем, командующий. Если не хочешь смертей своих подчиненных, тебе придется пройти с нами.

— Минато! — Като вскочил, закрывая телом Цунаде. — Какого Биджу?!

— Восьмихвостого, Като, Восьмихвостого, — спокойно ответил предатель, и снаружи натурально загрохотало. — Ты ведь узнаешь эту чакру?

Командующий фронтом с Молнией побледнел. Сбылись его худшие опасения. Предательство в Конохе было куда масштабнее, чем думает Хокаге. Оно вообще выходит за рамки обычного предательства.

Потому что его поддерживает сам Третий Райкаге…

— Мы будем драться… — тихо шепнула ему Цунаде.

— Да, — кивнул он ей и мягко перехватил ее руки. — Но не сейчас…

— Мудрый выбор, — кивнул им Минато.

* * *

— Я рад снова вас видеть, Шоурай-сан, — холодно посмотрел на мечника Сенсома. — Потому что я был обеспокоен.

— Вот как?

— Именно. И мое беспокойство было вызвано тем, что я упустил нечто важное. И я искал это в себе. Никак не мог понять,