«Москвич» прыгал по ухабистой дороге, как заяц по полянке. Преследователи отставали на полторы сотни метров. Скорость нарастала. Если бы Татьяна видела себя в зеркале, то ужаснулась бы. Ею руководил какой-то дьявол, чья внешность отпечаталась на ее лице. Она не оглядывалась. Все внимание поглотила дорога.

Один поворот за другим, и вот прямая. Где-то загудел поезд. Перед ее глазами возник переезд. Зажегся красный свет, и шлагбаум опустился. Даже если бы перед капотом «москвича» выросла каменная стена, Таня не ото рвала бы ногу от педали газа. Женщина не владела своими чувствами. Она потеряла страх и рвалась к свободе, без которой не могла жить.

Машина, как стрела, влетела на деревянный помост, сбила шлагбаум, перескочила через рельсы и разнесла в щепки вторую жердь. Ее спасли две секунды, и место на рельсах занял огромный локомотив, тащивший за собой шестьдесят груженых вагонов и цистерн.

Милицейские машины замерли перед могучей змеей, отстукивавшей тяжелый, монотонный ритм своего движения.

Капитан схватил в руки рацию:

– Внимание! Говорит пятый. Всем постам службы безопасности движения. Всем подразделениям милиции и патрульным машинам на линии. Внимание…

Татьяна остановилась, когда увидела впереди какое-то шоссе с оживленным движением. Она свернула налево, скатилась под пологий откос, и «москвич» завяз в рыхлой почве. Выйдя из машины, она направилась к опушке, утопая в водянистой жиже.

Это недолго! – успокаивала себя беглянка, в лесу суше. Собак у них нет, и ждать они их не будут. Километр в сторону, а потом к дороге. Любой дальнобойщик ее подберет. Подумаешь, немного испачкалась, но уродливой от этого она не стала.

Сил хватило на два километра, но они увели ее в противоположную от дороги сторону. Татьяна вышла на поляну и только теперь поняла, что заблудилась.

– Подумаешь, лес. Лес он и есть лес!

Она улыбнулась и упала, потеряв сознание.

* * *

Они вошли в комнату все вместе. Возглавлял шествие профессор Зарецкий, следом шли доктор Кошман и Наташа. Юля сидела у кровати мужа и, увидев делегацию, тут же встала.

– Ну что? – спросил Зарецкий.

– Он открыл глаза. Мне почему-то стало страшно. Взгляд ничего не выражает. Он меня не узнает.

– Это нормально. Заторможенная реакция. Не беспокойся, девочка. Андрей пережил сложнейшую операцию. Адаптация займет немало времени. А теперь иди к себе, нам надо поработать.

Юля послушно вышла из спальни и направилась в свою комнату. Она не могла оставаться у дверей и подслушивать: в коридоре дежурил Ван Ли.

Профессор сел на стул и взял руку сына.

– Пульс нормальный. Измерь давление, Наташа. Капельницу можно снять.

Ассистентка принялась выполнять поручение, а Зарецкий склонился над сыном и попытался с ним заговорить. Он очень волновался, на лбу выступили капельки пота.

– Ты слышишь меня, Андрюша?

Молодой человек смотрел на сидевшего перед ним мужчину с полным безразличием.

– Я сделал все что мог, сынок. Теперь ты должен мне помочь. Только ты один способен выйти из состояния депрессии. Сейчас тебя можно сравнить с новорожденным ребенком, который впервые увидел мир. Но это лишь начало. Твой мозг обязан работать. Постоянно работать. Когда устанешь, лучше поспать. Сон будет восстанавливать твои силы. И снова работа. Главное – начать. Это похоже на законсервированный двигатель, который трудно запустить, но потом он начинает раскочегариваться и работать еще лучше прежнего. Ты понимаешь меня?

Андрей продолжал смотреть на отца, и в его глазах появились искорки сознания.

– Ты очень умный мальчик. Ты талантливый, настойчивый, решительный и смелый. Попытайся сконцентрировать свое внимание, собраться с мыслями и скажи мне, сколько ты видишь пальцев на моей руке.

Зарецкий сжал кулак и выбросил указательный и средний пальцы вверх.

Андрей перевел взгляд на руку отца и долго ее разглядывал. – Полная амнезия, – тихо сказала Наташа.

– Заткнись, – гневно прошипел Зарецкий. Андрей прищурил глаза, будто на него направили яркий прожектор.

– Два.

Профессор облегченно вздохнул. Он достал из кармана белого халата платок и промокнул лоб.

– Отлично, сынок. У тебя есть сила воли. Только не ленись. Арифметика будет трамплином к полному выздоровлению. Не бойся себя утруждать.

Зарецкий показал три пальца на левой руке.

– Сколько?

Опять пауза и ответ:

– Три.

– А сколько вместе? Он выставил вперед две руки, на каждой из которых оттопырил по три пальца.

– Шесть.

– Великолепно. А теперь попробуй вспомнить цифру сто. Начинай считать в обратном порядке. Ну?

Сконцентрированный взгляд Андрея начал угасать, он молчал.

– Я тебе подскажу. Девяносто девять, девяносто восемь, девяносто семь. Ну постарайся. Ну?

– Девяносто шесть… девяносто три…

– Прекрасно. Но прежде чем называть цифру, ты должен думать. Думать и проверять себя. Инстинктивная память – это ленивая память. От нее надо отказаться. Запомни главное: сначала подсчет, затем осмысление, потом проверка и в последнюю очередь решение и смелое утверждение. Только при такой цепочке действий ты никогда не ошибешься. Не допускай ошибок. Многие из них жизнь не прощает.

– Девяносто пять, девяносто четыре, девяносто три.

– У него повышается давление, доктор, – сказала Наташа.

– Сделай ему укол, пусть поспит. Четверть дозы. С его слабостью больше не требуется. Давай ему кислородную подушку каждые полчаса. Клеткам нужен кислород, и как можно больше. Сон двенадцать часов и интенсивная терапия мозга.

Сознание не может стопориться. Начинай с чисел, затем переходи на слова, поговорки, стихи, а потом на имена, фотографии и воспоминания. Через пару дней поднимем его на ноги и приступим к координации движений и рефлексам. Возьми себе в помощницы Юлю. Одной тебе не справиться. Я буду появляться здесь каждые два часа.

– Задача понятна, Борис Михалыч.

– Ты закончила расшифровку магнитофонных записей?

– Да, тридцать пять страниц машинописного текста. Они лежат у вас на столе в кабинете.

– Отлично. Мы с Игорем Львовичем приступили к работе над рефератом. Если понадобимся, мы в кабинете.

– Вас можно поздравить с удачей, – улыбаясь, сказал Кошман.

Никто никогда не видел, как улыбается эта хмурая личность. Может быть, он знал, что улыбка ему не идет, или не имел повода к радости.

– Не меня, Игорь, а всех нас. Но торжествовать победу еще рано. Мы не способны корректировать процессы, а они могут пойти по непредсказуемому пути.