Принц, услышав это голубиное воркование, долго сидел будто каменный; наконец он спросил, откуда принесли пирог, и, узнав, что его сготовил парень, которого наняли по случаю помогать на кухне, велел призвать его сюда. И бросилась Золотая Куделька к ногам Нардо Аньелло, изливая из очей лаву горючих слез и одно только твердя: «Что ты наделал, паршивый пес, что ты наделал?»

И тогда принц, под действием красоты и волшебства Золотой Кудельки, стал припоминать обязательства, которые взял на себя перед нею в трибунале Любви. И наконец, все вспомнив, подбежал, поднял ее и, усадив с собою, стал рассказывать матушке о своем великом долге перед этой прекрасной девушкой, обо всем, что она для него сделала, и о данном ей слове, которое он обязан исполнить.

И матушка, что не имела в голове ничего другого, кроме счастья сына, отвечает на это: «Делай то, что тебе угодно; только, конечно, соблюдая честь и желание вот этой госпожи, которую ты нарек себе женой». «Не беспокойтесь, — отвечала девица. — Ибо я, по правде сказать, неохотно оставалась в этой стране. И, видя, что само Небо указывает мне путь, я с вашего позволения вернусь в мою Фландрию повидаться с дедушками тех кубков, что в ходу у вас в Неаполе[225], где, надеясь засветить большой фонарь, я чуть было не загасила маленький светильник моей жизни».

Принц с великим удовольствием предоставил ей корабль и свиту, а Золотую Кудельку нарядил, как подобает принцессе. И, убрав столы, впустили музыкантов[226], и начался бал, продолжавшийся до вечера. А когда Земля облачилась в траур по случаю похорон Солнца, принесены были факела и на лестницах раздался гвалт колокольчиков; и, слушая его, принц сказал матушке: «А сейчас начнется великолепный маскарад, что еще больше украсит наш праздник. Поистине, неаполитанские кавалеры весьма довольны: а они любят потешить себя хоть сырым, хоть жареным»[227].

И когда он еще говорил, внезапно явилась посреди зала фигура в страшной маске, что высотой была не более трех пядей[228], а толщиной больше бочонка. И, приблизившись к Нардо Аньелло, сказала ему: «Знай, Нардо Аньелло: это твои забавы и дурные выходки ввергли тебя в гущу несчастий, через которые ты прошел. Я — тень старухи, которой ты разбил кастрюлю; я умерла, истощенная голодом.

Это я послала тебе проклятие, чтобы мучиться тебе у орки, и услышаны были мои мольбы. Силою прекрасной феи смог ты убежать от этого несчастья, но тут настигло тебя оркино проклятие, чтобы после первого поцелуя, который получишь в родном доме, ты забыл Золотую Кудельку. Поцеловала тебя твоя матушка, и потерял ты любимую; но вот опять, силой ее волшебного искусства, имеешь ее рядом с собой. Но теперь снова пришла я по твою душу: чтобы век помнил ты зло, что мне сотворил, чтобы всегда были у тебя перед глазами те фасолины, что ты по земле раскидал, и чтобы сбылась пословица: «Кто фасоль сеет, у того рожки растут»». С этими словами она испарилась, точно капля ртути, и ни пылинки от нее не осталось.

Фея, увидев, что принц побелел лицом от этих слов, ободрила его: «Успокойся, мой супруг; выслушал — и забудь[229], счет объявляю недействительным, из любого огня тебя вытащу». И когда праздник был окончен, молодые направились в опочивальню, и здесь, чтобы лучше подтвердить новые обязательства, прикрепили к договору два кое-каких свидетельства[230], после прежних горестей с большей охотой вкусив новых радостей; ибо так и бывает в плавильне превратностей сего мира, что

кто, споткнувшись, не надет,

тот сделает шажок вперед.

Лиза рождается от розы и умирает по проклятию одной феи. Матушка кладет ее в комнате, наказывая брату не открывать ее; но его ревнивая жена, желая знать, что там внутри, и открыв комнату, находит Лизу живой и, одев ее как рабыню, подвергает ее тысяче издевательств. Наконец дядя узнает ее, прогоняет злую жену и весьма достойно выдает племянницу замуж

— Поистине, — сказал князь, — каждый человек должен делать, что ему положено по чину; господин должен вести себя как подобает господину, конюх — как конюх, сыщик — как сыщик; как уличный мальчишка, держа себя принцем, будет смешон, так и принц, подражая уличному мальчишке, потеряет доброе имя.

После этих слов он повернулся к Паоле и велел ей отправляться в добрый путь. И она, облизав губы и почесав голову, начала так:

Надо признать, что ревность — омерзительная бесовка; это головокружение, от которого теряют рассудок, горячка, воспаляющая жилы, припадок, что приводит в оцепенение члены, дизентерия, сотрясающая тело; это, наконец, бедствие, что отнимает сон, делает горькой пищу, возмущает покой; она жалит, как змея, разъедает, как древоточец, поит горечью, как желчь, морозит, как лед; пронзает, как гвоздь; это разлучница в усладах Амура, разорительница любовных радостей, непрестанное ненастье в море удовольствий Венеры. И никогда, и ничего доброго на свете не вышло из ревности; что подтвердите и вы собственными языками, когда выслушаете мой рассказ.

Жил некогда барон Сельва Скура[231], и была у него сестра; будучи еще совсем юной, она любила вместе с другими девушками своего возраста играть в саду. Однажды, увидев там пышную красивую розу, они поспорили, что кто перепрыгнет ее, не задев ни одного лепестка, тот выиграет уж не помню какой заклад.