Но принц, видя все эти прекрасные услуги, только подлил масла в любовный огонь; и если раньше он тратил себя драхмами, то теперь крошился ротолами[205]. И он сказал матушке: «Государыня-матушка, если я не поцелую сейчас эту медведицу, из меня душа вон улетит». И королева, видя, что ему лучше, нимало не возражая, стала просить медведицу: «Поцелуй его, поцелуй, милая моя зверушечка, чтобы не умерло это бедное дитя!»

Медведица прильнула к нему, и принц, обняв ее, не мог насытиться, целуя ее и расцеловывая; и когда они соприкоснулись губами к губам, не знаю уж как, стручок выпал изо рта Прециозы, и в объятиях принца оказалось самое прекрасное создание на свете. И он, сжимая этот пламень любовными клещами своих рук, говорил: «Попалась, белочка, больше не прыгай от меня!»

А Прециоза, добавив румяный цветок стыдливости к цветнику природной красоты, отвечала ему: «Я в твоих руках, тебе отдаю честь свою и жизнь; хоть меряй меня, хоть взвешивай, хоть с лица, хоть с изнанки — вся твоя». И когда королева спросила эту красавицу, кто она и что принудило ее к лесной жизни, Прециоза рассказала по порядку всю историю своих злоключений. И королева, похвалив ее как девушку добрую и честную, сказала сыну, что рада будет видеть его с такой супругой. И принц, который больше всего в жизни этого хотел, тут же дал ей слово, а матушка, благословив обоих, отпраздновала этот прекрасный союз великолепными торжествами. И так Прециоза, на весах человеческого суда, вполне доказала, что

кто всегда право ступает,

тот доброй надежды не потеряет.

Принц, преданный проклятию одной старухой, проходит через многие злоключения, которые еще более отягощаются проклятием орки; наконец по волшебному искусству дочери орки он избавляется от всех опасностей и женится на ней

Когда закончился рассказ Антонеллы, все единогласно похвалили его как добрый пример для любой честной девушки. И Чулла, которой выпал черед в лотерее, сказала:

Кто родился принцем, тому не подобает иметь повадки уличного прощелыги. Человек важный не должен подавать дурного примера тем, кто ниже его, ибо маленький осленок пытается жевать солому, глядя на большого осла, и нечего потом дивиться, если Небо посылает ему тяготы до избытка. Это и случилось с одним принцем, на которого за то, что он оскорбил бедную старуху, беды, будто слепни, налетели, так что он был уже на волосок от смерти.

Был некогда в восьми милях от Неаполя в сторону Астрони[206] густой лес фиговых деревьев и тополей, где застревали и ломались стрелы Солнца, не в силах его пробить. И стоял среди леса наполовину развалившийся домишко. А в нем жила старуха, столь же бедная зубами, сколь богатая годами, со столь великим горбом, сколь мало имела в жизни счастья; с сотней шишек на лице да с гладкими карманами; с головой в серебре, а в руках ни медяка, чем душу утешить, — так что бродила она и по шалашам пастухов, и по токам молотильщиков, собирая милостыню, чтобы хоть немного жизнь протянуть. Но ведь нынче скорее насыплют полную сумку торнезе подлому доносчику и соглядатаю, чем подадут три кавалло нуждающемуся бедняку. Вот и старуха, протаскавшись по людям всю молотьбу, набрала только миску фасоли — и это в сезон, когда в округе было во всем полное изобилие и чуть не в каждом дому фасоль мерили тумулами[207]. Но ведь правду говорят: «Старому котлу то вмятина, то дырка» и: «Тощему коню Бог мух посылает», и еще: «Дерево упало — руби его, руби». Итак, бедная старуха, очистив фасоль и положив в кастрюлю, выставила ее на подоконник, а сама пошла в лес, собрать малость сучков да веток на растопку печи.

Пока она ходила туда и обратно, шел мимо ее жилища Нардо Аньелло, сын короля, направляясь на охоту. Увидал кастрюлю на окне, и вскочило ему в голову желание позабавиться: заключив пари со слугами, принц стал прицельно метать в нее камни. Увлекшись расстрелом неповинной кастрюли, он с третьего или четвертого раза удачным попаданием выбил из нее душу.

Старуха вернулась в дом, когда шутники были уже далеко; обнаружив свое горькое горе, она пустилась в проклятия, крича: «Да будет клято и заклято, чтоб не хвастал, чтоб не скакал, довольный собою, этот вонючий козел с Фоджи[208], что разбил мне кастрюлю, сын своей бабушки, что разорил могилу, куда ее кости сложили, хам и невежа, что посеял фасоль мою не по времени! Коль не нашлось у него ни капли сочувствия к моему убожеству, хоть бы сам себе во вред не делал, не бросал бы наземь герб собственного дома, не кидал бы под ноги то, что на голове носят. Но да сбудется, умоляю Небо на голых коленях и с кровоточащим сердцем, да сбудется, чтоб влюбился он в дочь какой-нибудь орки, которая его на обед себе сварит; чтоб ему тещенька ребрышки пересчитала, чтоб по нем по живом, как по мертвом, плакали, чтоб связали его по руки да по ноги прелести девицы и чародейства ее матушки, чтоб никуда сбежать не мог, чтоб разрывался у мерзкой гарпии под когтями, чтоб весь век свой мучился, чтоб на ниточке у ней дергался, чтоб ему хлеб из арбалета стрелой посылали, чтоб не раз и не два икнулось ему фасолью моей, что он, подлец, по земле разметал».

И вот расправили крылья проклятия бедной старухи да полетели птицами в самое небо, так что, хоть и говорят: «Что бабе орать — мужику насрать», и еще: «У коня клятого лучше шерстка блестит», однако попало то слово принцу прямо в яблочко да чуть из кожи вон не выбило. Итак, не прошло и двух часов, как остановился он среди леса, отстав немного от компании, и вдруг увидел прекрасную девушку, что подбирала с земли улиток и, забавляясь, приговаривала:

Принц, видя, что предстоит перед этим сейфом высших драгоценностей Природы, банком богатейших вкладов Неба, арсеналом жесточайших оружий Амура, не понимал, что такое с ним случилось; ибо лучи взоров, исходивших от этого хрустального личика, упали на трут его сердца и воспламенили его всего, так что принц стал словно печь, где пережигалась известь мечтаний для постройки дома надежд.