– В психиатрии диагноз – сложная штука. Иногда достаточно одного срыва, чтобы на человеке навсегда поставили клеймо психически больного. Кроме того, пожилые люди часто ведут себя странно, и тут все зависит от профессионализма и непредвзятости врача или наоборот. У меня нет доказательств, но… Знаете, мне кажется, когда к Ракитину обращались те, кто мечтал избавиться от родных, он консультировал их, как сделать так, чтобы окружающие поверили в приступ.

– То есть он провоцировал «буйное» поведение?

– Да. Как я уже сказала, Ракитин редко перепоручал «своих» пациентов другим врачам, поэтому трудно будет его обвинить. Лично я имела дело только с одним таким больным, и то его быстренько перевели в «буйное» отделение. Это и вызвало мои подозрения, ведь он не проявлял признаков агрессии, и я не видела оснований для его перевода!

– А потом случился пожар, – подытожил Паратов. – Три человека погибли!

– Ракитин вызвал пожарных слишком поздно – он не хотел выносить сор из избы. До этого мы пытались тушить огонь своими силами. Командир пожарной бригады сообщил Ракитину, что мог иметь место поджог. Ракитин ответил, что больные – народ непредсказуемый, а потом увел командира к себе в кабинет. Когда тот уезжал, вид у него был весьма довольный.

– Я слышал, огонь полыхал недолго? – заметил майор.

– Верно, – согласилась Лычко. – Больные погибли не в огне, а задохнулись от дыма. Рядом с их палатами находилось помещение со старыми матрасами и другими постельными принадлежностями, они-то и загорелись.

– А вскрытия проводили? – поинтересовалась Вера.

– У нас свой морг, – сказала Лычко. – И свой патологоанатом. Но я думаю, что их не вскрывали: кому это надо, когда причина смерти очевидна? Никто не стал бы требовать аутопсии, тем более, независимой! Но вот что странно, – добавила Лычко после короткой паузы. – Пожар произошел днем, а больных обнаружили лежащими в постелях.

– То есть, – медленно произнес Иван, – они даже не пытались спастись?

– Точно!

– Их накачали наркотой? – предположила лейтенант Вера.

– Ну, – пожала плечами Лычко, – это самое очевидное предположение. Но после того происшествия я стала внимательнее приглядываться ко всему происходящему и заметила, что у ракитинских пациентов слишком много диагнозов МДРЛ…

– Что, простите? – перебил Паратов.

– Множественное диссоциативное расстройство личности, – пояснила Лычко. – Редкий диагноз, в нашем психиатрическом сообществе признаваемый со скрипом. Американцы разбрасываются им почем зря, это очень популярный способ для преступников избежать наказания.

– Ну да, – кивнула Вера, – если удастся убедить присяжных в том, что убийство осуществила одна из многочисленных «личностей» обвиняемого, а другие «личности» об этом и понятия не имели…

– С этого все и началось, – пробормотал Паратов. – С того, что профессор Любавин отметил этот странный факт!

– Я не понимаю, – заговорила Лычко, обращаясь к майору, – откуда вы так много знаете?

Паратов и лейтенант Вера переглянулись.

– Это та женщина, да? – продолжала врач. – Которая помогла мне сбежать?

– Давайте-ка вернемся к Ракитину, – попросил Иван. Он решил, что, как только закончит беседу, немедленно позвонит Тарле и потребует, чтобы она убиралась из «Синей Горки»: неизвестно, что может выкинуть Ракитин, если его как следует прижать. А теперь у них с профессором есть для этого основания!

* * *

Неля проснулась задолго до рассвета и лежала, уставившись в белоснежный потолок. За окном царила темнота: в декабре светает поздно, а часы показывали половину шестого. Она пыталась найти оправдание тому, что произошло вечером в ее кабинете, и не могла. Самым ужасным было то, что ей понравилось! Она получала удовольствие от каждой секунды пребывания с Максом Рощиным, от близости его худого, гибкого тела, ласк его длинных, музыкальных пальцев, блуждающих по ее груди, от прикосновений его твердых, сухих губ… Это было какое-то наваждение, но сейчас наступило пробуждение, и Неле стало стыдно. Макс – пациент, и она не имела права поддаваться на его провокацию.

Но на самом деле Неля боялась признаться себе, что тревожат ее вовсе не вопросы этики. Естественно, что молодой, темпераментный мужчина, быстро восстанавливающийся после затяжного лечения, потянулся к первой же женщине, оказавшейся «под рукой». Так вышло, что это оказалась Неля, и ее пугало то, что для Рощина их близость являлась не чем иным, как удовлетворением обычных сексуальных потребностей, вновь появившихся после отмены седативных препаратов. Сколько женщин перепробовал Рощин, пока не загремел в «Горку»? А скольких из них он запомнил?

Неля резко села. Ей срочно требовалось поговорить со скрипачом: она первая скажет, что прошлый вечер ничего не значит и что им стоит обо всем забыть. Скорее всего, Макс согласится, и она притворится, что происшедшее не оставило следа в ее душе. Она взрослая женщина, а не шестнадцатилетняя девочка, и… И так, в любом случае, лучше для них обоих.

В палате Рощина Неля увидела санитара, собирающего постельные принадлежности в холщовый мешок.

– Что случилось?! – в панике спросила она.

– Здравствуйте, Нелли Аркадьевна, – спокойно ответил парень. – Рощина перевели.

– Куда?

– Бог его знает – приказ начальства!

– Что, прямо с утра?

– Мне просто сказали прибраться тут. Да вы-то что волнуетесь? – с опозданием удивился санитар. – Разве Рощин – ваш?

Она только головой покачала. Куда могли перевести Макса в такой спешке? Неля ринулась к Ракитину. Главный был на месте. Он поднял на нее хмурый взгляд из-за стола и весьма нелюбезно поинтересовался:

– Ну, в чем дело?

– Михаил Андреевич, я узнала, что Рощина перевели. Могу я узнать куда?

– Не можете! – отрезал Ракитин.

– Простите?

– Я сказал, вы не можете узнать, куда перевели моего бывшего пациента, потому что это – частное дело семьи.

– Бывшего пациента?

– Его забрала сестра. Сегодня утром. И на вашем месте, Нелли Аркадьевна, я бы порадовался этому факту: то, что вы вчера позволили себе с больным человеком, прямо в кабинете… Знаете, я был о вас лучшего мнения!

Неля почувствовала, как заливается краской. Этот человек, за которым, судя по всему, водится куча грехов, посмел указывать ей, как себя вести! С другой стороны, ей нечего было на это сказать: Неля отлично понимала, что нарушила врачебную этику. Тем не менее она не удержалась от вопроса:

– Как вы узнали?

– Люди доложили, – хмыкнул Ракитин. – Конечно, Рощин – «звезда», и любой женщине польстило бы его внимание, однако, черт подери, вы же врач, Нелли Аркадьевна! Как вы могли настолько забыться, что затащили в постель человека с тяжелым психическим заболеванием? Я уже не говорю о том, что… Господи, да вы сами-то понимаете, какой опасности подвергали себя и его?! Арина рассказала вам о том, что сотворил ее брат, в надежде, что вы поведете себя благоразумно. Что бы там ни было, а Макс – убийца!