Марина прижалась до того доверчиво, что я даже заругался на себя за свои душные тёмные желания. Мы так мало ценим нежную дружбу с женщиной, так легко уступаем вожделению! И далеко не сразу понимаем, чего лишились, а когда кидаемся вспять, желая спасти и сохранить утраченное, то ловим отражения теней…

– Пойдём погуляем? – Девушка потёрлась щекой, и я чмокнул её куда достал – в ушко.

– Пойдём.

Неохотно расплетя руки, Исаева защебетала:

– Сейчас, только ключи найду. Я такая воро-она! Вечно всё теряю! Мы работали в Узбекистане, так я постоянно забывала рацию. Представляешь? Ну вот, пожалуйста! – рассмеялась она, снимая с вешалки кобуру с пистолетом. – Неделю уже висит! Нет чтобы сдать… Мишечка, положи, пожалуйста, в шкаф. Нет, нет! В спальне! И там ещё ключи от машины должны быть. На трюмо! Скажи: «Растеряха»!

– Растеряшка!

Улыбаясь, я принял кобуру с «ПБ» и понёс в спальню. Ключи от «москвичонка» нашлись на подоконнике, рядом с аптечкой и маленьким огнетушителем. «Ворона! – улыбнулся я. – А если ГАИ остановит?»

Внизу, загородив весь проезд, остановилась «Скорая» – белый с красным «рафик». Двое мускулистых санитаров с носилками вошли в подъезд.

«У кого-то одни девочки на уме, – подумал я мельком, – а к кому-то тётка с косой постучалась…»

– Нашёл? – долетел Маринкин голосок.

– Несу!

Укладывая оружие на полку шкафа, я расслышал стуки и грюки из прихожей, однако не придал им значения. Наверное, растеряшка опять что-то посеяла, вот и рыщет, пыхтя и роняя. Но тут девушка жалобно вскрикнула, и мои ноги будто сами вынесли меня в прихожку.

Я словно угодил в тягостный сон…

На полу валялась скомканная марля, от неё несло сладковатым хлороформом, а дюжий санитар грубо укладывал бесчувственную Марину на носилки. Его рыжий напарник, помаргивая белёсыми ресничками, закуривал сигарету, чмокая отвисшей губой. Правой рукой он поигрывал «макаровым» с длинным глушаком. Рыжий первым заметил меня, а я просто не успевал! Дёрнулся – и дуло выплюнуло огонёк.

Грудь будто раскалённым шкворнем проткнули – пуля продырявила лёгкие. Меня отбросило к стене, я по инерции упал на коврик, пахнувший пылью, и резучая боль полыхнула по нервам. Контрольный выстрел – и всё…

Я замер, пуская струйку крови изо рта. Рыжий глянул на меня с безразличием, как на раздавленную муху, и сунул огнестрел под белый халат, за пояс.

– Выносим.

– Тяжёленькая, стервь! – весело прогудел дюжий.

– Ну? Берись давай.

– Сейчас, перехвачусь только…

«Санитары» вынесли «больную», и рыжий, топавший сзади, ногой захлопнул дверь. Тяжкие шаги сотрясли лестницу.

Я надсадно рычу, неуклюже, как тюлень, переваливаясь и подгибая ноги. Всхлипывая, стягиваю простреленную футболку. Растопыренной пятерней накрываю пулевое отверстие. Слабость и дурнота накатывают, грозя погасить сознание, пот струйками течёт по лицу.

– Ох ты… – выдыхаю я с хрипом, волевым усилием пригасив боль, чтобы не отвлекала. – Как меня…

Поднимаюсь на одно колено. Выпрямляюсь, дрожа и скуля.

– Врё-ёшь… – Я издал жалкое шипение, облизывая сухие губы. Солёно всё – и кровь, и пот… Или это слёзы? Хватаясь за притолоку, ввалился в спальню. Упал, вытягивая руку, на кровать, встал, шатаясь. Два шага к окну. Чахлая герань упорно лезла из горшка, пластая листья по стеклу… Я вцепился в подоконник.

Рыжий с дюжим выносили недвижную Марину. Водитель курил, отворив дверцу, почему-то не белую, а зелёного цвета. Наверное, с другого «РАФа» сняли.

«Только б успеть…»

Клекоча, я завёл левую руку за спину и сразу нащупал саднящий бугорок. Убийственный жакан застрял в мышце, и кожа лопнула. Кровь сочилась, это здорово мешало – пальцы соскальзывали с приплюснутой пули – видать, ребро изломила, – но вот изловчились и выдернули.

Мыча и стряхивая пот, я долгую минуту стоял, качаясь у окна, заращивая входное и выходное, будя в себе силы.

«Успеть, успеть…»

Заграбастав Маринкину кобуру с «ПБ», я подцепил ключи и ринулся к выходу. Меня сильно вело, а перед глазами будто калейдоскоп вертели – цветные пятна так и кружились, двоясь. Чуть не выстелившись на пороге, я ссыпался по лестнице, хватаясь за перила.

В тамбуре отдышался, следя сквозь щель за «Скорой». Каждый вдох резал по живому, пробитая грудь лишила меня сил – я не справился бы и с одним негодяем, захватившим девушку. Мне бы оклематься, минуток десять хотя бы…

«Рафик» плавно тронулся, и я выглянул, страхуясь. Ага, сейчас вон та черёмуха меня прикроет…

Доковыляв до «Москвича»-универсала, я отпер дверцу, поглядывая вслед «Скорой», и упал на сиденье. Ключ вошёл со второго раза, движок замурлыкал, засучил шатунами, радуясь высоким оборотам.

«Успеть!»

Универсал покатился, и каждая выбоина отзывалась толчком боли. Расходовать энергию зря я не стал.

«Потерпишь…»

«Москвич» выехал на Большую Черкизовскую. Белый «рафик» замаячил впереди – похитители уходили к Щёлковскому шоссе.

«Успею!»

Тот же день, позднее

Московская область, Супонево

Выехав за Кольцевую, «РАФ» прибавил скорости. Я держался на расстоянии, прячась то за автобусом, то за несерьёзной фурой «АЛКА» на прицепе у «сто тридцатого».

Если бы не рана, я бы давно уже восстановился. Лёгкие горели, раны свербили, сердце колотилось о рёбра, словно птица, рвущаяся на волю из клетки. От пролитых пота и крови кожа неприятно зудела. И очень, очень хотелось пить! Я бы сейчас выглотал большой, самый большой бокал кваса, холодненького, из бочки… Или два бокала…

Мотнув головой, я будто вытряхнул из неё глупые желания. Утратил бдительность? Вот и терпи.

Что за «санитары»? Для чего им Марина занадобилась?

Я не маялся лишними вопросами. Главное – не упустить из виду «Скорую». Вот «рафик» замигал, перестроился и свернул налево. Я увязался за ним.

Миновав деревню Супонево, похитители немного поплутали по кривым улочкам дачного посёлка, пока не очутились на окраине. Рыжий разлаписто вылез, с усилием распахнул воротину, чертившую дуги по земле, и «Скорая» вкатилась во двор. Там среди заброшенных клумб и разросшихся берёзок глыбился бревенчатый теремок. Меня «санитар» не заметил – «Москвич» вовремя юркнул в густой кустарник и не отсвечивал. Рывками, под неслышные маты, ворота запахнулись. Мой выход.

Приделав глушитель к «ПБ», я, скособочившись и покряхтывая, перебежал заросшую травой улочку. Створы, пропустившие «рафик», желтели свежим деревом, а вот забор, серый от непогоды, основательно протрухлявел. Раздвинув пару досок, едва державшихся на ржавых гвоздях, я проник на вражескую территорию. Как всё запущено…