– Ты помнишь, почему мы его так назвали? – спросила я.

– В честь твоего друга, кажется. Огневика. А что?

– Мне он нравился. Без романтических порывов, просто нравился. И я хотела познакомить вас, привести его домой, показать место, где я выросла. Ты смотрел на нашу дружбу со снисхождением и напоминал, что он всего лишь смертный и я буду страдать, когда он умрет. Акорион считал, что смертные недостойны даже видеть богов. А мне было весело. Баон был классным. Он умел меня рассмешить.

– И что случилось?

– Он не пришел. Я пригласила его, а он не пришел, его мать сказала, что Баон уехал. Акорион тогда поддержал меня, мы стояли на балконе и вдруг увидели большой черный силуэт. Тогда он предложил назвать его в честь Баона.

– Да, ты говорила.

– Это и был Баон.

Кейман резко выпрямился.

– Что?

– Он превратил его в монстра. За то, что дружил со мной, сделал темной тварью. Я видела это, когда взяла контроль. Он помнит, Кейман, он меня узнал! Он бы убил меня, если бы не узнал! Просто посмотрел и… ушел. Я не смогла удержать контроль, я ничего ему не приказывала, просто Акорион превратил его… в это. Мне надо его найти. Надо освободить. Нельзя так… прошло столько лет, а он помнит.

– Не знаю, что сказать.

Я никогда не слышала у Кроста такого голоса. Он крайне редко терял самообладание, по крайней мере так, чтобы пробрало. А сейчас и вправду не мог найти ни одного подходящего слова. Здесь не скажешь «не расстраивайся, Деллин, ты не виновата». И не пошутишь «надо было нанять вам репетитора по биологии».

– Я никуда тебя не пущу в таком состоянии.

– Но…

– Столько лет ждал, еще подождет. Мы не знаем, что в голове у монстра, за пару тысяч лет он мог обезуметь. То, что баон ушел, – ничего не значит, в следующую вашу встречу он вполне может решить тобой полакомиться. Мы его найдем и освободим. Только не бегая ночью по горам в истерике, хорошо?

Пришлось кивнуть. Несмотря на внешнюю решимость смело нестись через шторм на поиски чудовища, я вряд ли смогла бы даже добраться до окна. Силы как-то резко испарились, утекли вместе с горячими струями воды в душе.

– За этим он и вернулся. Чтобы делать что-то подобное с моими близкими. Он ведь может повторить это с каждым. С Аннабет. С Бриной. С Рианнон.

– Не может. Силенок не хватит. А еще мы хорошо охраняем всех. Да, иногда охрана оказывается бессильна, но если думать об этом, то можно сойти с ума. Большинство твоих близких рядом со мной, а ко мне Акорион пока что не суется. Иди сюда. Иди-иди, я не кусаюсь.

Свернуться клубочком и положить на постель крылья – великолепно, но еще великолепнее ощущение чужой руки в волосах.

– Я вот думаю. Во скольких еще монстрах живут чужие души? Кого еще Акорион из-за ревности и злобы превратил в чудовищ?

– Он всю жизнь этим занимался. Тайком от меня, от тебя. Потом, получив власть, уже явно. Я все думал, что он имеет право, в конце-то концов, зачем-то же мироздание подкинуло мне вас. Вдруг именно для того, чтобы и тьма получила шанс на жизнь? И все эти мелкие тварюшки хоть и казались отвратительными, имели право на существование.

– А потом он сделал меня. С крыльями, как у его тварей.

– Не ругай крылья. Они красивые.

Меня передернуло: воспоминания раз за разом возвращались к стрилгам, разбегающимся от огромной туши хозяина.

– Ты красивая. И другая. И не забывай, что в момент соединения сознаний ты не только проникаешь в чужое, но и открываешь свое. Поэтому что бы ни было в прошлом, сейчас он увидел добрую и хорошую девочку Деллин.

– Грозу преподавателей?

– Не без этого. Но злая безумная богиня не расстраивалась из-за загубленных душ.

Я повернулась, чтобы посмотреть на Кеймана, но крылья мешали нормально ворочаться. Одним крылом я едва не заехала Кросту по лбу.

– Ты просто очень плохо ее знал.

– Возможно, – он не стал отрицать, – но зато знаю сейчас. Вот, держи. Я обещал, если пройдешь практику, и ты прошла.

Я получила вожделенную папку Бастиана, но в темноте, да еще и лежа, не смогла открыть и не рассыпать сложенные в нее листы. А отказываться от мягких поглаживаний макушки не хотелось.

– Это информация о палаче. Все, что может понадобиться. Где живет, откуда приехал, как выглядит и так далее. Тебе нужно ознакомиться. Чтобы не вышло осечек. И еще я хочу, чтобы ты завтра кое-что сделала.

– Что?

– Потренировалась на человеке.

– А… – Рот открылся сам собой.

Единственного кандидата на подопытного я только что отправила к праотцам. Что Крост предлагал сделать? Выйти в город и взять кого-нибудь под контроль? Вряд ли меня, конечно, посадят, да и можно найти какую-нибудь сволочь, которую не жалко, но…

– Погоди!

Я резко села.

– Ты же не имеешь в виду…

– Между контролем над разумом животного, у которого всего пара инстинктов, и человека, пусть и не совсем… м-м-м… обычного, огромная разница. Тебе нужно ее почувствовать.

– Кейман! Яспера?! Ты серьезно?! Слушай, я ее не люблю. И если вдруг однажды магистр Ванджерия соверше-е-енно случа-а-айно упадет с лестницы и сломает себе шею, вряд ли буду плакать. Но тебе не кажется, что ты ведешь себя с ней немного… как бы это выразиться? Как мудак.

– Да, пожалуй. Только моя задача – сохранить жизнь максимальному числу людей. А не найти друзей и жить с ними дружной семьей. Ненависть – приемлемая плата за очередной шаг к победе. И Яспера понимает, что это необходимо. Всего несколько попыток, чтобы ты шла не вслепую.

Всего лишь несколько попыток для меня. Всего лишь шаг к общей цели для Кроста.

Как же она его любит, что готова ради его крошечного шага сделать шаг в пропасть? И почему не смогла так полюбить я?

Из приоткрытого окна слышится шум дороги. Там дикая пробка, все сигналят и ругаются. Прямо в середине колонны машин застряла доставка пиццы, и я рассеянно думаю о том, что кто-то сейчас очень голоден и зол.

– Ты здесь жила?

Бастиан смотрится чужеродным в декорациях крошечной комнатушки с не менее крошечной кухней. Как будто Штормхолд, школа, Акорион – все это был сон, и мы на самом деле просто однокурсники в заштатном университете Земли.

Хотя нет. Бастиан даже здесь выглядит золотым мальчиком. Хоть и повзрослевшим.

Я украдкой щупаю спину. Без крыльев так непривычно легко. И грустно. Как будто я лишилась части себя. Зато пусть здесь и нет крыльев, есть Бастиан.

– Да. Я здесь жила.

Мне почему-то волнительно. Он медленно бродит вдоль стен, рассматривая полки. Я стесняюсь прошлой жизни. Она одновременно ужасно дорога и ненавистна. Я собираюсь в нее вернуться, но в то же время совершенно не хочу показывать ее Бастиану, привыкшему к иному. Во сне страхи порой абсурдны, и я боюсь, что, увидев эту Деллин, он перестанет приходить даже в сны.