Бастиан останавливается у полки с фотографиями.

– Это твоя мама?

Я долго смотрю на лицо улыбающейся женщины. Вся фотография в заломах и потертостях: я хранила ее как самое ценное сокровище. Она напоминала о временах, когда я была счастливым и любимым ребенком. Мы гуляли в парке, кормили уток, и была только мамина теплая рука, сжимающая мою, да смешные утиные попки, которые они высовывали из воды, наклоняясь за кусочком хлеба.

– Выбрось ее, – говорю я.

– Почему?

– Эта женщина только притворялась моей матерью. Я не хочу вспоминать ее во сне. Я хочу вспоминать тебя.

А еще я хочу, чтобы он меня обнял. И поцеловал, как в школе, когда мы встречались. Без ненависти, без грубости, просто потому, что я его девушка и нам нравилось целоваться.

Но Бастиан словно избегает меня. Не смотрит, не прикасается. В крошечной квартирке стремительно становится душно.

– Что с тобой? – спрашиваю я. – Ты так давно не приходил.

– Кое-что случилось…

Я замираю, поняв, о чем скажет Бастиан, и едва сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться.

– Что?

– Я ее поцеловал.

– И теперь тебя мучает совесть? С чего вдруг?

Черт, наверное, это звучит слишком жестко. Но я не могу удержаться.

– Понравилось?

– Деллин…

– Что?! – срываюсь на крик, и следом за фотографией в мусорку летит айпод с наушниками. – Что ты еще от меня хочешь, Бастиан?! Теперь будешь приходить и просить разрешения поразвлечься с ней?! Очнись уже! Прекрати делать вид, что не понимаешь!

Его фигура расплывается, ее окутывает туман.

– Нет никакой ее! Слышишь?! Есть я! И если я не нужна тебе – скажи, потому что у меня нет больше сил, я устала! Бастиан! Ты ведь клялся, что любишь! Так почему не замечаешь очевидное?

Только я не знаю, слышит ли он. Потому что просыпаюсь.

Солнце еще не встало, но ночная тьма сменилась первыми утренними красками. Шторм утих, и дождь из неуправляемой стихии превратился в сплошную серую стену. Обычно он навевал уныние, но сейчас был только на руку: отлично скрывал очертания гор, один вид которых напоминал о вчерашнем.

Я обнаружила, что так и уснула в комнате Кеймана, в его рубашке и… с ним же по соседству. Каким-то удивительным образом мы уместились на одной кровати, причем я нахально сложила на него руку, голову и даже немножко ногу. В комнате было прохладно, скорее всего ночью в попытках согреться я и облюбовала большого теплого Кеймана.

От того, что он не стал прогонять и укрыл одеялом, накатила странная, совсем не свойственная мне волна благодарности и нежности. Порыв оказался такой сильный, что я устроилась поудобнее и заботливо накрыла нас обоих крылом. Стало темнее и теплее. Самым большим наслаждением было бы сладко уснуть, но…

Я вспомнила Бастиана, испытала острое чувство стыда, смешанное со злостью, и поняла, что больше не усну.

– Хватит вертеться, – сонно цыкнул Крост.

– Я проснулась.

– Поздравляю. А я – нет.

– Но ты со мной говоришь.

– Тебе кажется.

– Надо вставать.

– Только идиот встает в пять утра.

– Я же встала.

– Тебе кажется, – повторил он.

Но я уже вернулась к привычной вредности, мимолетный порыв умиления прошел.

– Я волнуюсь, между прочим.

– М-м-м… угу.

– А если что-то пойдет не так?

– Если ты не дашь мне поспать, что-то точно пойдет не так.

– А если сюда кто-нибудь зайдет и увидит нас?

– Не увидит. Знаешь, почему?

– А? – Я подняла голову, чтобы убедиться: Кейман проснулся.

– Потому что я тебя сейчас убью! И труп закопаю в саду! И никто. Ничего. Не узнает!

– Ладно-ладно, – поспешно сказала я и снова спряталась, – сплю.

Пригревшись, и вправду начала засыпать, медленно проваливаться в сладкий утренний сон, но тут…

– Я проснулся, – мстительно сообщили мне.

Ладно, это было справедливо.

– Долго до завтрака? – спросила я, выпутываясь из одеяла. – Сейчас умру от голода.

– А вот не болтала бы вчера, успела бы поесть. Твой однокурсник успел и поесть, и выпить. Правда, именно поэтому его так тошнило, что из Бавигора пришлось вызвать лекаря.

– Даже если бы я успела поесть, то все равно бы проголодалась. Расход магии получился большой.

– Бедная, несчастная, некормленная и голодная богиня. Ладно, сиди, найду тебе завтрак, если вы вчера в порывах спасти мир не добрались до кухни. Сегодня Ленард везет сдавших экзамен в школу, а Яспера и остальные будут продолжать практику, так что, если хочешь, можешь дождаться, когда большая часть уедет, и забрать вещи из комнаты. Ну, или прояви благоразумие и поговори с Аннабет.

– Я подожду, спасибо.

Кейман рассмеялся.

– Что Яспера ей сказала?

– Правду. Отчасти. Что ты – потомок Таары, что в тебе проснулась ее сила, что ей стоит помалкивать об увиденном. И что если бы не ты, Аннабет была бы мертва.

– Ого. Яспера меня защищает.

– Яспера защищает всех детей, которых учит…

– …переписывать учебники, – закончила я.

– Когда ты голодная, ты невыносима.

– Дай новую рубашку, я пошла в душ! – потребовала я.

– Не забудь, что сегодня перед отъездом тренировка.

Тренировка! Он говорил так, словно речь шла о крылогонках или очередном задании. Но Крост хотел, чтобы я взяла под контроль человека. Ясперу! Опустим мысль, что однажды это едва не случилось, и не сказать, чтобы отношение ко мне магистра Ванджерии стало лучше. Но влезть в ее голову? Серьезно? Я не жаждала узнать, что же там увижу.

Как и разговаривать сейчас с Аннабет. Не то чтобы я обиделась, хотя определенно выражение ужаса, смешанного с отвращением, на ее лице не было той реакцией, которая мне нравилась, просто пережить все это еще раз я не была готова. В конце концов, если по возвращении в школу я обнаружу, что Аннабет предпочла сесть где угодно, только не рядом со мной, так тому и быть. Незачем слышать подтверждение собственного прогноза.

Поэтому я приняла душ, переоделась в чистую рубашку, порадовавшись, что она приличной длины, и как хорошая гостья заправила постель.

– Осталось пожарить яичницу и уехать домой на такси, – хмыкнула, вслушиваясь в шум дождя.