помощи всех членов организации, работы по долгу службы, так как в данное время работа в РОВС — одна из немногих форм служения родине» [Там же, т. 7, с. 411].

Объявив начальником Дальневосточного отдела РОВС генерала Ханжина, руководство союза отдало в его ведение только военно-административную работу, выражавшуюся в объединении как можно «большего числа военных чинов на почве осознания ими принадлежности к одной воинской среде; поднятии и поддержании нравственных начал и воинской дисциплинированности, укреплении развития воинских знаний» [Там же, с. 410]. В ведении Бурлина планировалось оставить секретную работу (в дальнейшем именовалась, как работа по 2-й линии), а именно: соображения по формированию и действиям вооруженных сил, как в районах восточного Зарубежья, так и на российской территории; информационно-разведывательная работа; подготовка к партизанским действиям, поддержание партизанского движения на российской территории [ГАРФ, ф. Р-5826, оп. 1, д. 151, л. 73, 73 об]. Бурлин соглашался, но просил, чтобы их с Ханжиным деятельность была самостоятельной и предписания генерала Хорвата не имели для них своей силы. Определить характер своих взаимоотношений с Хорватом просил и генерал Ханжин. Лукомский ответил весьма расплывчато, указав, что Ханжин, как начальник Дальневосточного отдела РОВС, подчиняется непосредственно ему, а Бурлин ставится в зависимость от Хорвата в тех случаях, когда тот признает нужным отдать ему приказание. В то же время Ханжину предписывалось держать Хорвата в курсе поручений, которые будут ему даны и выполнять указания и требования Хорвата, если последний признает необходимым проведение мероприятий, требующих спешных решений [Там же, д. 152, л. 152]. Такое положение дел не устраивало Бурлина и он практически самоустранился от работы по 2-й линии. Ханжин бомбардировал его письмами, на которые тот почти не отвечал.

Создание Дальневосточного отдела РОВС поставило на повестку дня реорганизацию работы военных объединений. Бывшие территориальные воинские группы упразднялись (окончательно в декабре 1928 г.), все военные организации напрямую подчинялись Ханжину. Но, поскольку сразу выявилась неэффективность такого подчинения из-за оторванности Ханжина, проживавшего в Дайрене, от главных центров военной эмиграции, в дальнейшем вернулись к идее организации территориальных объединений. На местах создавались совещания для решения важнейших вопросов по объединению эмиграции и деятельности военных организаций, на базе которых впоследствии были сформированы отделения Дальневосточного отдела РОВС.

Первостепенной задачей для руководителей «николаевских» организаций бывших военных стало выявление отношения членов своих организаций к вопросу о вхождении в РОВС и удаление тех, кто был не согласен с этим или являлся одновременно членом политических объединений. В то же время, сообразуясь с дальневосточной ситуацией, Лукомский, выполняя предписание Кутепова, достаточно гибко трактовал вопрос о вхождении в состав РОВС людей, состоявших в политических организациях. Если член РОВС состоял в организации, враждебной великому князю, то он однозначно подлежал исключению из союза. Однако рядовым ровсовцам не воспрещалось оставаться членами политических организаций, признающих великого князя, но это было запрещено для старших чинов союза [ГАРФ, ф. Р-5826, оп. 1, д. 152, л. 159–162][297]. Также, приказом генерала Кутепова, вступление в члены РОВС разрешалось для лиц, состоявших на китайской службе и имевших китайское подданство, но при условии, что эти люди не смогут занимать руководящих должностей в союзе. Кроме того, для вступающих в члены Обще-Воинского Союза Кутепов разрешил считать действительным производство в воинские чины, не только совершенное адмиралом Колчаком, но и атаманом Семеновым в бытность его Главнокомандующим, и генералом Дитерихсом в период возглавления им Приамурского Земского правительства [Там же, л. 16].

Получив указания от Лукомского, генерал Ханжин вышел из состава БРП и Комитета Эмигрантского общества Дайрена, «чтобы развязать себя для одной работы» [Там же, л. 38]. Бурлин не спешил с подобными шагами, что беспокоило центр, имевший сведения о том, что помощник уполномоченного великого князя на Дальнем Востоке входит в руководство дальневосточных структур БРП [Там же, д. 151, л. 49][298]. Ханжин, в свою очередь, настаивал на необходимости удержать Бурлина от ухода из РОВС, поскольку в противном случае могли возникнуть большие затруднения в работе. К тому же он не видел, кто смог бы стать преемником Бурлина в работе по 2-й линии, за исключением разве что генерала П. П. Петрова из Мукдена [Там же, д. 152, л. 38 об].

Между тем, вопрос о вхождении «николаевских» военных организаций Китая в состав РОВС вызвал неоднозначную реакцию их членов и решение его затянулось на месяцы.

В Шанхае наиболее последовательную позицию на вхождение в Обще-Воинский Союз занял Союз служивших в Российских Армии и Флоте. Но даже ССРАФ объявил официально о вхождении в РОВС только в мае 1929 г. При этом из состава союза были исключены офицеры, признававшие в. кн. Кирилла Владимировича императором [Там же, ф. Р-9145, оп. 1, д. 240, л. 46 об, 47]. В конце 1920-х гг. Союз служивших был наиболее крупной организацией бывших военных в Шанхая, объединяя в свои рядах более 500 человек[299], разбитых на 7 групп, согласно родам войск, и группу Генштаба. Союз содержал общежитие и столовую для нуждающихся, способствовал устройству на службу своих членов. Около 70 членов ССРАФ имели работу в артели сторожей, учрежденной союзом. Организация по-прежнему оставалась одной из наиболее обеспеченных в финансовом отношении. Только четыре организованных в 1927 г. союзом бала дали организации чистый доход более чем в 2 тыс. китайских долл. [ГАРФ, ф. Р-5826, оп. 1, д. 153, л. 101–136; ф. Р-9145, п. 1, д. 240, л. 47 об, 48].

Руководство шанхайского Казачьего Союза в вопросе о вхождении в РОВС заняло совершенно иную позицию. Председатель союза Шендриков, противник включения объединения казаков в Обще-Воинский Союз, стал активно искать контакты с областниками и атаманом Семеновым. «Туманный политический сепаратизм» Шендрикова и раньше способствовал выходу из состава организации отдельных групп, а теперь спровоцировал настоящий переворот в руководстве союзом. В январе 1929 г. Шендрикова исключили из состава организации, а новым председателем Казачьего Союза стал войсковой старшина Г. К. Бологов, ориентированный на РОВС и связанный по линии БРП с Бурлиным[300].

Офицерское собрание Шанхая осталось своеобразной «нейтральной зоной», где по-прежнему присутствовали, не особо конфликтуя между собой, представители различных «партий», однако, при ведущей роли «николаевцев».

В Харбине, согласно сведениям, направленным в центр генералом Сычевым, сложился следующий расклад сил. К моменту обсуждения вопроса о вхождении харбинских военных организаций в РОВС в состав Обще-Воинского Союза уже входило харбинское Общество офицеров Генерального Штаба Императорской Армии (8–10 человек из состава старших офицеров), возглавляемое генералом Володченко. За вступление в РОВС высказались Офицерский союз, наиболее многочисленная военная организация Харбина, Общество офицеров Генерального Штаба Северной Маньчжурии (20–24 человека в основном из молодых генштабистов, председатель — генерал Никитин),