Харбине Общества офицеров Генштаба и недоразумениях, возникших между двумя группами офицеров-генштабистов [Там же, л. 11]. Выбор кандидатуры Ханжина был обусловлен прежде всего тем, что он не принадлежал в 1918 г. ни к числу антагонистов Андогского, ни к его сторонникам, а его авторитет в среде дальневосточного офицерства был достаточно высок [Там же, ф. Р-5826, оп. 1, д. 150, л. 75].

Ханжин занял мягкую позицию, считая, что сводить счеты за прошлое несвоевременно, а доказать виновность Андогского за неимением надежных документов и давностью лет практически невозможно [Там же, ф. Р-6534, оп. 1, д. 5, л. 85 об]. Бурлин его в этом поддержал. Комиссия, созданная Ханжиным для разбора дела, во главе которой стоял генерал Сычев (противники Андогского выступили резко против его кандидатуры из-за симпатий последнего к обвиняемому), заняла в отношении Андогского в целом благожелательную позицию. Дело зашло в тупик, отношения между «старыми» и «молодыми» генштабистами совершенно разладились. Окончательно «дело Андогского» было решено только в 1930 г., когда Центральное Правление Общества русских офицеров Генерального штаба в Зарубежье (Белград) признало генерала виновным во всем, что было против него выдвинуто, и исключило его из состава офицеров Генштаба [Там же, л. 96][289].

Позиция генерала Люпова, начальника Маньчжурских воинских групп, в отношении «дела Андогского» показала его неумение «быть над схваткой» и сильно снизила его авторитет. Люпов так и не сумел наладить совместную работу маньчжурских групп, сетуя в письмах, что с ним не желают считаться (особенно это относилось к генералу Сычеву) и не направляют необходимые сведениях по военным вопросам [Там же, л. 81 об].

Перипетии борьбы вокруг «дела Андогского» заставили Бурлина изменить отношение к «харбинской тройке» в лучшую сторону и сделали членов «тройки» и генерала Сахарова его главной опорой в Северной Маньчжурии. Наоборот, отношения с Косьминым и Люповым заметно ухудшились. С начала 1928 г. Бурлин неоднократно запрашивал центр о снятии Люпова с «должности» начальника Маньчжурских воинских групп [Там же, ф. Р-5826, оп. 1, д. 147].

Изменение отношения Бурлина к «харбинской тройке», как нам представляется, было во многом связано с тем, что в конце 1927 г. Петр Гаврилович и генералы «тройки» вошли в состав одной тайной организации — Братства Русской Правды[290]. Сам факт вхождения Бурлина в состав БРП, тщательно скрываемый, нашел отражении в изменении его риторики. Как отмечал Шендриков, встречавшийся с Бурлиным в Шанхае в апреле 1928 г., у генерала появилась некая «новая идеология», которая сводится к тому, чтобы достать деньги на пропаганду и прочее, но под новыми лозунгами без навязывания имени в. кн. Николая Николаевича [Там же, ф. Р-5963, оп. 1, д. 16, л. 77].

Вероятно, первые ячейки БРП на Дальнем Востоке возникли в Шанхае. Известно, что одну из них возглавлял полковник А. Г. Доможиров[291], председатель Полкового объединения уральцев. В состав ячейки входили в основном офицеры, члены Полкового объединения, численностью в несколько десятков человек [ГААОСО, ф. Р-1, оп. 2, д. 46 301, л. 25–28, 113; д. 48 750, л. 46–49]. Другая ячейка была создана усилиями хорунжего Оренбургского казачьего войска Г. П. Ларина, члена шанхайского Казачьего Союза, наладившего письменную связь с генералом Красновым. Ларин был близок с генералом Бурлиным, к которому он, будучи сиротой, относился как к человеку, заменившему ему отца [Дневник Г. Ларина, 2015, с. 148].

Популярность Братства на Дальнем Востоке в конце 1920-х гг. была достаточно высока, в связи с чем в ряды организации влилось немало генералов (помимо указанных выше членами БРП являлись генералы Ханжин, Сахаров, Д. В. Загоскин, Косьмин и др.), штаб- и обер-офицеров, преимущественно из «николаевцев». Вступление офицеров-николаевцев Дальнего Востока в БРП носило секретный характер, о чем центр не информировался. Одной из причин этого было неоднозначное отношение «николаевского» руководства к Братству. Как отмечал в конце 1927 г. Лукомский в письме к одному из своих корреспондентов, «несмотря на значительную саморекламу и преувеличение своей деятельности, оно [Братство], бесспорно, может принести большую пользу. Но эта организация является частной и совершенно не знает обстановки на ДВ [Дальнем Востоке]… Распылять же наши силы на ДВ между нашей организацией и частной организацией „Братства“ было бы совершенно не целесообразно и для дела скорее вредно» [ГАРФ, ф. Р-5826, оп. 1, д. 149, л. 196].

Как отмечалось выше, значительная часть эмигрантских организаций Китая, несмотря на трения и взаимные претензии, в конце 1927 г. все же вошла в состав Дальневосточного объединения русской эмиграции. Генерал Хорват указом в. кн. Николая Николаевича был объявлен главой русской эмиграции на Дальнем Востоке[292], что должно было соответствовать, как отмечал в свое время генерал Лукомский, его претензиям на первенствующую роль в регионе. Хорват возглавил гражданскую администрацию российской Дальневосточной окраины в эмиграции, но военные организации, входившие в состав Дальневосточного объединения, ему не подчинялись[293]. Однако вскоре Хорват в известной мере в силу своих амбиций и побуждаемый к этому его окружением, стал претендовать на руководство не только общественными, но и военными организациями Дальнего Востока. Со своей стороны, часть старших начальников военных организаций, настроенные против генерала Бурлина, готовы были признать свое формальное подчинение Хорвату. Отношения между Хорватом и Бурлиным в связи с началом деятельности Дальневосточного объединения эмиграции быстро разладились. В дальнейшем, после создания Дальневосточного отдела РОВС под председательством генерала Ханжина Бурлин сразу запросит центр четко разграничить их с Ханжиным полномочия и полномочия Хорвата [BAR. ROVS Papers, box 68, f. Far East to Central Office (1927–1931)].

Дальневосточное объединение было признано далеко не всеми политическими силами эмиграции. Вне его оказались атаман Семенов и сибирские областники. В 1928 г. областники пережили раскол на две группировки — Совет уполномоченных сибирский организаций (СУСО) под руководством М. П. Головачева (Харбин) и Совет уполномоченных организаций Автономной Сибири (СУОАС) во главе с В. И. Моравским (Шанхай). Вскоре Головачев высказался в поддержку в. кн. Николая Николаевича и генерала Хорвата, а Моравский остался на прежней позиции непризнания великого князя и его верховной роли в антисоветской борьбе [Аблажей, 2003, с. 123, 127].

Проигнорировали Объединение и «кирилловцы». В своем декабрьском 1927 г. оповещении представитель ЕИВ в. кн. Кирилла Владимировича в Китае генерал Жадвойн указывал, что распространившиеся в последнее время заявления об объединении всей русской эмиграции в Китае под руководством Хорвата не соответствуют действительности — «все те, кто осознают в сердце своем правоту идеи законной монархии, не будут и не могут, ибо это противоречило бы основным положениям монархического движения, объединяться» [ГАРФ, ф. Р-9145, оп. 1, д. 235, л. 29]. Более того, генералу Жадвойну были даны аналогичные с Хорватом функции. В июне 1928 г. в. кн. Кирилл Владимирович издал приказ, согласно