Г о с п о ж а А л в и н г. Но вы не забыли, что весь первый год замужества я чувствовала себя до ужаса несчастной?

М а н д е р с. Искать в земной жизни прежде всего счастья – это происки духа мятежного, вот и все. По какому праву нам, людям, положено счастье? Нет, сударыня, мы должны исполнять свой долг! Ваш долг был прилепиться накрепко к мужу, коего вы однажды избрали и с коим связали себя священными узами.

Г о с п о ж а А л в и н г. Вы прекрасно знаете, какую развратную жизнь вел Алвинг в то время.

М а н д е р с. Я, конечно, помню, что за слухи ходили о нем, и менее других склонен оправдывать его юношескую распущенность, коли слухи правдивы. Но жена не судья мужу своему. И вашим долгом было смиренно нести свой крест, ибо Всевышний дает его по силам. А вы взбунтовались, отринули крест, не пожелали поддержать оступившегося человека, а просто бросили его. Вы рискнули своим именем и репутацией – и чуть было заодно не поставили под удар репутацию других людей.

Г о с п о ж а А л в и н г. Других? Вы хотите сказать, другого.

М а н д е р с. Искать убежища у меня было в высшей степени неразумно.

Г о с п о ж а А л в и н г. Неразумно обратиться к пастору? К другу семьи?

М а н д е р с. Именно поэтому. И благодарите Господа Бога нашего, что мне хватило должной твердости и я сумел отговорить вас от истерических порывов, наставить на путь долга и вернуть к законному супругу.

Г о с п о ж а А л в и н г. Да, пастор Мандерс, это ваших рук дело.

М а н д е р с. Я, ничтожный, был всего лишь орудием в руках Всевышнего. Но разве не стало истинным благословением для вас во все дни дальнейшей жизни, что я склонил вас тогда надеть на себя ярмо долга и послушания? Разве не устроилось все, как я предсказывал? И Алвинг, как подобает мужу, не отвратился от заблуждений? И не прожил потом свою жизнь с вами беспорочно и в любви? И не превратился в крупнейшего в наших краях благотворителя и не приблизил вас к себе настолько, что со временем вы стали его правой рукой во всех начинаниях? И весьма преуспели, мне это хорошо известно, тут я отдам вам должное… Однако я намерен сказать и о второй большой вашей ошибке в жизни.

Г о с п о ж а А л в и н г. О чем вы?

М а н д е р с. Презрев однажды супружеский долг, позднее вы пренебрегли и материнским.

Г о с п о ж а А л в и н г. Что?..

М а н д е р с. Вы всегда были одержимы зловещим духом своеволия. Вас влекло непременно то, что противостоит закону и послушанию. Любые узы вам невыносимы. Все, что обременяло вашу жизнь, вы беспечно и бессовестно отбрасывали, словно имея право самой распоряжаться этой ношей. Разонравилось вам быть женой – взяли и сбежали от мужа, устали от материнских забот – и отдали ребенка в чужие руки.

Г о с п о ж а А л в и н г. Это правда, я так сделала.

М а н д е р с. Но тем самым вы стали чужой для него.

Г о с п о ж а А л в и н г. Нет-нет, не стала.

М а н д е р с. Стали. Не могли не стать. И каким он вернулся к вам?! Вдумайтесь, госпожа Алвинг. Вы премного виноваты перед своим мужем, но, создав фонд его имени и построив приют, вы повинились. Так признайте же и свое преступление против сына, Бог даст, есть еще время вернуть его с пути заблуждений. Измените себя – и воскреснет в нем, что подвластно еще воскрешению. Ибо (подняв указательный палец), истинно говоря, вы мать грешная, госпожа Алвинг. И я считал своим долгом сказать вам это.

Пауза.

Г о с п о ж а А л в и н г (сдержанно, с расстановкой). Господин пастор, вы высказались. И завтра будете держать речь о моем супруге. Я завтра ничего говорить не буду, но сейчас, по вашему примеру, хочу кое-что вам сказать.

М а н д е р с. Разумеется. И принести извинения за свои поступки…

Г о с п о ж а А л в и н г. Нет. Я просто хотела кое-что рассказать.

М а н д е р с. Да?

Г о с п о ж а А л в и н г. Все, что вы только что сказали обо мне, моем муже и нашей совместной жизни после того, как, говоря вашими словами, вернули меня на путь долга, – обо всем этом вы знаете понаслышке, ибо ни разу у нас с тех пор не бывали, хотя прежде навещали что ни день.

М а н д е р с. Вы с супругом сразу же перебрались за город.

Г о с п о ж а А л в и н г. Да, и при жизни мужа вы к нам не приезжали. Бывать у меня вас заставляют бумажные дела, с тех пор как вы занимаетесь нуждами приюта.

М а н д е р с (тихо и неуверенно). Хелена, если это упрек, я просил бы взвесить…

Г о с п о ж а А л в и н г. …меру ответственности, проистекающую из вашего положения. К тому же я беглая жена. А с такими бешеными бабами никакая осторожность лишней не бывает.

М а н д е р с. Дорогая… госпожа Алвинг, это чрезмерное преувеличение…

Г о с п о ж а А л в и н г. Ладно, оставим это. Я хотела лишь одно сказать – вы судите о моем браке, сполна доверившись суждениям обывателей.

М а н д е р с. Допустим. И что же?

Г о с п о ж а А л в и н г. Так вот, Мандерс, сейчас я скажу вам правду. Я поклялась себе однажды, что вы ее узнаете, вы один!

М а н д е р с. И что же это за правда?

Г о с п о ж а А л в и н г. Правда в том, что мой муж умер таким же растленным бесхребетником, каким прожил всю свою жизнь.

М а н д е р с (нащупывая стул). Что вы сказали?

Г о с п о ж а А л в и н г. На двадцатом году брака он был тот же растленный развратник – по крайней мере, в желаниях, – что и когда вы нас венчали.

М а н д е р с. И эти выходки, соблазны юности, если угодно, распущенность – вы называете растленной жизнью?!

Г о с п о ж а А л в и н г. Это выражение нашего семейного врача.

М а н д е р с. Я вас не понимаю.

Г о с п о ж а А л в и н г. Да и не нужно.

М а н д е р с. У меня голова кругом идет. Получается, ваш брак, долгие годы совместной жизни – все это на самом деле была бездна, сокрытая от чужих глаз. И ничего более?!

Г о с п о ж а А л в и н г. Ничего. Теперь вы это знаете.

М а н д е р с. У меня попросту не укладывается в голове. Рассудок отказывается понимать. И принимать. Разве это возможно? Неужто такое удается сохранить в тайне?..

Г о с п о ж а А л в и н г. Это была нескончаемая битва, изо дня в день… После рождения Освальда Алвинг как будто бы чуточку выправился, но ненадолго… И с тех пор это превратилось для меня в войну на два фронта, я билась не на жизнь, а на смерть, лишь бы никто не заподозрил, что за отец у моего ребенка. И вы ведь помните Алвинга? Он всех к себе располагал. Плохого о нем никто и помыслить не мог. Он был из тех, кто кажется лучше, чем есть. Но, Мандерс, мы еще не дошли до главного, самого гнусного.

М а н д е р с. Куда же более?

Г о с п о ж а А л в и н г. Я приноровилась так жить, хотя и знала, на стороне он вытворяет невесть что. Но когда тебя втаптывают в грязь в родных стенах…