Э н г с т р а н д (в выходном костюме, топчется в дверях). Я очень извиняюсь, но…

М а н д е р с. Ага! Хм…

Г о с п о ж а А л в и н г. Энгстранд, это вы?

Э н г с т р а н д. Никого из прислуги в прихожей не было, и я дерзнул постучаться.

Г о с п о ж а А л в и н г. Хорошо, хорошо. Заходите. Вы хотели со мной поговорить?

Э н г с т р а н д (входит в комнату). Благодарствую, но нет, однако. Я с господином пастором хотел перемолвиться словом.

М а н д е р с (ходит по комнате). Угу. Вот оно что. Вы хотите поговорить со мной? Да?

Э н г с т р а н д. Да, уж очень бы мне надо…

М а н д е р с (останавливаясь перед ним). И о чем вы хотите поговорить, позвольте узнать?

Э н г с т р а н д. Смею доложить, господин пастор, что аккурат сейчас мы, строители, получаем в приюте расчет – премного благодарствуем, госпожа Алвинг. Работа закончена. Вот мне подумалось, мы трудились вместе, так оно бы правильно и помолиться нам вместе на прощанье.

М а н д е р с. Помолиться? Прямо там в приюте?

Э н г с т р а н д. Ежели господин пастор не находит это уместным, то…

М а н д е р с. Да нет, отчего же, только…

Э н г с т р а н д. Я все время вечерами устраивал у нас там молитвы…

Г о с п о ж а А л в и н г. Вы?

Э н г с т р а н д. Изредка и, так сказать, келейно, но молился. Однако ж я человек простой, заурядный, дарами не наделенный, вот и подумал, что раз уж господин пастор Мандерс прибыли, так…

М а н д е р с. Энгстранд, не могу прежде не спросить вас: готовы ли вы к такой общей молитве? Чиста ли совесть ваша, легка ли?

Э н г с т р а н д. Господи милосердный, пожалуй, не стоит нам говорить о совести, господин пастор.

М а н д е р с. Нет уж, как раз об этом и поговорим. И ответ ваш каков?

Э н г с т р а н д. Совесть-то, она ведь иной раз шибко грызет.

М а н д е р с. Ага, это вы все-таки признаете. А не соблаговолите ли чистосердечно рассказать мне всю историю с Региной.

Г о с п о ж а А л в и н г (поспешно). Пастор Мандерс!

М а н д е р с (примирительно). Позвольте мне…

Э н г с т р а н д. С Региной? Господи, как вы меня напугали! (Взглянув на госпожу Алвинг.) С ней ведь никакой беды не стряслось, да?

М а н д е р с. Нет, надо надеяться. Я имел в виду ваше с Региной родство. Вы всегда называли себя ее отцом, так?

Э н г с т р а н д (мнется, неуверенно). Ну… хм… вы, господин пастор, знаете, как оно вышло у нас с Юханной-покойницей.

М а н д е р с. Извольте говорить всю правду без утайки! Ваша покойная супруга, отказываясь от места, поведала госпоже Алвинг истинную правду.

Э н г с т р а н д. Ну, ежели так, то… и тогда… Все-таки сказала… Эх…

М а н д е р с. Энгстранд, вас разоблачили.

Э н г с т р а н д. А ведь божилась и клялась всеми святыми…

М а н д е р с. Божилась?!

Э н г с т р а н д. Нет, только клялась. Но так истово, так искренне.

М а н д е р с. И все эти годы вы утаивали от меня правду. От меня! А я всецело верил вам.

Э н г с т р а н д. Да, каюсь, есть за мной такой грех.

М а н д е р с. Разве я заслужил от вас подобное отношение, Энгстранд? Не я ли был всегда готов помочь в меру моих сил, словом и делом? Ответьте мне! Так было?

Э н г с т р а н д. Не будь в моей жизни вас, пастор Мандерс, она бы не раз приняла куда худший оборот.

М а н д е р с. И вот как вы мне отплатили… По вашей милости я занес в церковную книгу неверные сведения, и вы годами утаивали от меня истинное положение дел, пренебрегая вашим долгом передо мной и перед святой истинной правдой. Ваш поступок, Энгстранд, нельзя оправдать, так что отныне все между нами кончено.

Э н г с т р а н д (со вздохом). Да понял я, понял.

М а н д е р с. Разумеется, поскольку оправдаться вам нечем?

Э н г с т р а н д. А что ей было делать-то? Еще больше срамиться, рассказывая всем о своем позоре? Когда бы господин пастор попробовал поставить себя на место Юханны-покойницы…

М а н д е р с. Я?!

Э н г с т р а н д. Свят, свят, я не аккурат про такие обстояния, конечно же. Я для сравнения, ну, если б вдруг за пастором было что постыдное в глазах людей, как говорится. Нам, мужскому полу, не след судить их женский пол строго, господин пастор.

М а н д е р с. Я и не сужу. Мои обвинения, заметьте, адресованы вам.

Э н г с т р а н д. А позволено ли мне будет задать господину пастору маленький вопросик?

М а н д е р с. Извольте.

Э н г с т р а н д. Разве человеку не заповедано поднимать падшего?

М а н д е р с. Безусловно.

Э н г с т р а н д. И разве не должен человек держать слово, коли дал его?

М а н д е р с. Конечно, но…

Э н г с т р а н д. Когда с Юханной случилось несчастье через этого англикашку – или америкашку, или там русского, как его назвать-то, – она воротилась в город. Мне она, бедная, до того раз, нет, два даже давала от ворот поворот, потому как заглядывалась на красоту, а у меня вон нога увечная. Господин пастор помнит, поди, что однажды я осмелился на танцах призвать к порядку пьяную матросню. Они перепились и буянили, я стал проповедовать им новую жизнь, тут они…

Г о с п о ж а А л в и н г (от окна). Хм…

М а н д е р с. Я помню, Энгстранд. Эти дикари тогда спустили вас с лестницы. Вы уже рассказывали мне об инциденте. Свою увечность вы несете с честью.

Э н г с т р а н д. Я себе это в заслугу не ставлю, господин пастор. Так я вот что рассказывал – она пришла ко мне и со скрежетом зубовным, заливаясь слезами, во всем призналась. И скажу вам, господин пастор, у меня сердце зашлось от ее рассказа.

М а н д е р с. Вот оно что, Энгстранд. И тогда?

Э н г с т р а н д. И тогда я сказал ей так: американец бороздит мировой океан, сказал я. А ты, Юханна, совершила грехопадение и есть существо падшее. Но Якоб Энгстранд, сказал я, он крепко стоит на своих двух ногах – это я так образно выразился, господин пастор…

М а н д е р с. Прекрасно вас понимаю. Продолжайте, пожалуйста.

Э н г с т р а н д. Вот так я поднял падшую и женился на ней честь по чести, чтоб народ не прознал, как она заблуждалась по части иностранцев.

М а н д е р с. Поистине прекрасный поступок, Энгстранд. Но как вы могли опуститься до того, чтобы взять деньги? Я отказываюсь это понимать.

Э н г с т р а н д. Деньги? Я? Да ни гроша!

М а н д е р с (глядя вопросительно на госпожу Алвинг). Вот как…