* * *

Мы с Костей пришли последними. Дом уже наполнили люди в темных одеждах с мрачными лицами. С кухни доносился звон посуды. Кто-то суетился и помогал Марии накрыть стол. Разувшись в коридоре, я собрала волосы в высокий хвост и пошла посмотреть, что могу сделать.

Кухня была небольшой, и на ней уже находилось не меньше пяти человек. Старые знакомые бабушки. Одни учились у нее еще в классе, другие – жили где-то по соседству, насколько я могла судить по разговорам с прошлых поминок. Имен я не запомнила еще тогда – слишком много новых людей, а вот лица легко узнавались. На кухне я не нашла матери и, убедившись, что ничем помогать не нужно, пошла по другим комнатам. Когда я открыла дверь в спальню, заметила Марию у окна. Сквозь занавески мама смотрела на пасмурное небо, теребя рукой подвеску с золотым ангелом на шее, когда-то подаренную бабушкой. Я прикрыла за собой дверь и, обойдя кровать, подошла к матери.

– Ты как?

При приближении я заметила, что глаза Марии влажные, будто слезы вот-вот хлынут с новой силой, но этого не случилось. Мама лишь глубоко вздохнула, грудь ее сильно поднялась, а затем опала. За ней опустились и плечи, открылась гордая осанка женщины, что старалась быть крепче, чем скала.

– Нормально, – затем мама с грустью в голосе и некоторой досадой добавила: – Ну, насколько это возможно.

Хотелось обнять Марию, утешить, но я не осмелилась сделать очередной шаг навстречу, боясь сломать маску, что, как дамба, удерживала поток все еще бурлящей боли.

– Мама, если тебе что-нибудь нужно…

Она не дала мне продолжить, выставив ладонь вперед, прося тем самым остановиться. На мгновение глаза ее закрылись, и я заметила, как тяжело Мария сглотнула. Голос прозвучал тише:

– Не переживай. Рано или поздно это должно было случиться. Все мы хороним своих близких, и это тот груз, который едва ли можно разделить с кем-то другим.

– Она была и моей бабушкой тоже, – парировала я, борясь с возмущением. Мне больно не меньше. Это настолько же моя утрата, как и мамы. Почему же тогда мы не могли разделить боль пополам?

– Я знаю, дорогая. – Рука Марии мягко скользнула по предплечью. – Ты тоже скорбишь, по-своему.

Она вновь с усилием вдохнула и достала из заднего кармана джинсов пачку сигарет и зажигалку. Взяв одну, мама обхватила ее губами, освободила руки от ноши и отодвинула занавеску.

– Открой форточку, пожалуйста.

Я послушалась, не веря своим глазам: мама курит. Мама, что презирала кафе с залами для курящих. Мама, которая от одного только запаха дыма на автобусной остановке закашливалась.

Она чиркнула зажигалкой и поднесла пламя к концу сигареты. Вдохнула, и в самом центре показался красный уголек. Дым быстро наполнял комнату, разнося тошнотворный запах, от которого мой желудок точно стянуло узлом. Как такая дрянь может вообще успокаивать?

Я не стала озвучивать комментарий вслух. Лишь продолжала стоять рядом, стараясь дышать через рот: какой же мерзкий запах! Мама молча курила, то и дело стряхивая пепел за окно. Когда от сигареты осталось всего ничего, Мария вдруг сказала:

– Тебе лучше вернуться в Ксертонь с Костей.

– Ты уверена? – смотря на маму, я сомневалась, что это хорошая идея. Веры в помощь отчима у меня больше не было. Кто мог позаботиться о Марии, если не я?

– Да, Ася. Уверена. Так будет лучше для всех. На следующей неделе заберу урну из крематория, когда будет готова фотография на надгробие. Выкупила в итоге ячейку. Посмотрела на такие захоронения и прониклась: лаконичные, аккуратные. Не хочу, чтобы могила бабушки стала похожа со временем на позабытый всеми заросший пустырь с заржавевшим забором. Она заслуживает лучшего из возможного.

Послышался стук в дверь, и в проеме появился отец. Осторожным взглядом он оценил обстановку в комнате, переводя взгляд с меня на маму. Вскоре Костя принюхался и насупил брови.

– Здесь что, кто-то курил?

Я молча уставилась на маму. Не мне отвечать на этот вопрос. Мария лишь сильнее закуталась в мягкую шаль и скрестила руки на груди:

– Должно быть, с улицы тянет.

– Фу, мерзость, – недовольно проговорил Костя, а затем пересек комнату и закрыл форточку. – Я поговорю еще с соседями! Пусть на улицы выходят, нечего других травить.

– Папа… – неуверенно начала я, не зная, как остановить Костю от похода по ни в чем не повинным людям, но мама справилась и без меня:

– Ты-то поговоришь, а вот мне потом с этими людьми жить. Хозяйничать изволь в своей Ксертони. Я без тебя здесь как-то справлялась все эти годы.

Слова Марии ранили Костю. Это было заметно по переменившемуся выражению лица папы и тому, как он замер, боясь лишний раз пошевелиться и расстроить маму еще больше. Фраза была отброшена так, будто в расставании родителей виноват только отец. Опыта в делах сердечных у меня имелось мало, однако что-то мне подсказывало, что отношения – это череда выборов обеих сторон. Мама ушла, желая другой жизни. Не той, что Костя мог ей предложить. Это был ее выбор. Но разве можно судить человека за то, что он просто не оправдал твоих ожиданий? В конце концов, предвосхищающим свое будущее сценаристом всегда являемся только мы сами. Воздушные замки не крепки и легко растворяются в небытии, стоит в них отскочить маленькой крупице реальности, не соответствующей шаблону.

– Вы можете хотя бы сегодня не ссориться?

Две пары глаз устремились ко мне в удивлении.

– Ася, мы и не ссорились. С чего ты это взяла?

В голове вновь промелькнуло, как отец обнимает мать в крематории. Как удерживает ее на ногах, не позволяя упасть. Если бы она только попросила, Костя пошел бы за ней в огонь и воду, но их любовь все равно не выстояла. Думая о родителях, я вспомнила о Нике. Чего стоили наши отношения, если в момент самой большой нужды и опасности его не оказалось рядом? Разум осторожно напомнил, что обстоятельства были иными. Никиты нет рядом не из-за личного выбора. Он, наоборот, предпринял все, что мог, обратившись за помощью к Смирновым. Если бы Каримов этого не сделал, мои похороны случились бы раньше бабушкиных. Я искала оправданий, чтобы продолжить игнорировать сообщения Ника. Но правда заключалась в том, что я боялась. Боялась не смириться с его природой, построить воздушные замки, как Мария, и хлопнуть дверью в самый ответственный момент, разрушая каркас любви.

– Пора бы уже выйти к гостям. Нехорошо, что нас долго нет, – игнорируя вопрос, ответила я, и мы