рта и не сразу рассеивался. Он нес перед собой тяжелую палку, раздвигая ею кусты и низкие ветви деревьев. Держал ее подмышкой, как копье. И в детстве, когда ходил на рыбалку несколько дней подряд, так же вооружался палкой, даже когда не было на пути ни кустов, ни деревьев, а, например, просто широкое зеленое поле, – и воображал себя на арене, лицом к лицу с противником. С лесной опушки ему кричали сойки. Потом, закончив, он сам запевал во весь голос. Орал ястребам вызывающе, до боли в груди, а они кружили и кружили над лугом. Солнце, кружевное небо, озеро и домишко с односкатной крышей. Вода была чистая и зеленая, дно было видно метров на шесть-семь; дальше оно уходило на глубину. За деревьями шумели пороги. Тропинка кончилась, и прямо перед тем, как спускаться к реке, он угодил в сугроб выше колен глубиной, запаниковал, стал отгребать руками снег и сухие стебли.

Река выглядела невозможно холодной. Вдоль берега в заливчиках среди камней – серебристо-зеленая корка льда. Прежде он удил ниже по течению, но тогда – другое дело: теперь острые камни были скользкими, затрудняли ходьбу. Здесь течение было быстрое, крутило, и он прошел немного ниже, где вода успокоилась. Дно было глубже, течение – медленнее, – может, тут он что-нибудь поймает, если повезет. На том берегу, метрах в тридцати, тянулась желтая песчаная коса, но переправиться туда не было возможности. Он встал на обледеневшее черное бревно и огляделся. Вокруг большие деревья, вдали белые горы в облачных клобуках. Над рекой стелется пар, красиво, как на картинке. Ему даже закурить не хотелось; он сидел на бревне и, качая ногами, продевал леску в кольца. Привязал к леске снасть, приготовленную вчера вечером. Когда все было готово, слез с бревна. Натянул новые резиновые сапоги повыше и пристегнул к поясу. Медленно вошел в реку, затаив дух в ожидании атаки ледяной воды. Вода, кружась, навалилась на ноги, прижала голенища. Он остановился. Потом продвинулся чуть дальше. Снял катушку с тормоза и удачно забросил.

Он простоял как никогда долго, без единого поклева, и почувствовал, как возвращается к нему былой азарт. Наконец он вышел из воды и сел на камень спиной к бревну. На сапогах блестели капли. Он достал печенье. Он не собирался торопиться. По крайней мере, сегодня. Откуда-то прилетели маленькие птички и расселись на камнях у воды. Прыгали взад-вперед, опускали клювы к воде, но не касаясь ее, потом вдруг выпрямлялись, нервно взмахивая крыльями, и все начиналось заново. Это, наверное, какая-то игра, подумал он, понаблюдав за ними. Он их почти пожалел: суются и суются к воде, но ее не касаются. Он бросил им горсть крошек, и они улетели. Вершины деревьев скрипели, ветер гнал облака из лощин за холмы. Не смолкая серебристо журчала река. Потом он услышал выстрелы где-то за рекой, но такие частые, что не успел их сосчитать.

Он поменял мушку и только успел забросить, как увидел выше по течению оленя. Олень вышел из кустарника на узкую полоску берега. Он качал и крутил головой, изо рта у него тянулись длинные нити белой слюны. Левая задняя нога у него была сломана и волочилась. На секунду он остановился, посмотрел на нее, повернув голову. Потом, поскальзываясь и чуть ли не падая, вошел в воду и шел, пока не погрузился по шею. Добрался до мели на этой стороне и выбрался на сушу, дрожа и мотая головой. Гарольд стоял не шевелясь и смотрел, как олень уходит в лесок.

– Негодяи.

Во рту было гадко. Он забросил было еще раз, но сразу смотал леску и вернулся на берег. Сел и медленно стал есть сэндвич. Сэндвич был черствый и безвкусный, но он все равно жевал и старался не думать об олене. Франсес, наверное, уже встала и хлопочет по дому. Но и о ней он не хотел думать. Он вспомнил то утро, когда поймал трех стальноголовых лососей и пришлось тащить их в мешке вверх по склону. Втащил и вывалил на ступеньки коттеджа. Она присвистнула и потрогала пальцем черные пятна на их спинах. А ближе к вечеру он опять отправился туда и выловил еще двух.

Похолодало; ветер дул из-за реки, со стороны деревьев. Он встал со скрипом и заковылял по камням, чтобы размяться. Подумал развести костер, но решил, что не стоит здесь дальше оставаться. Из-за реки, хлопая крыльями, прилетели вороны. Когда пролетали над ним, он закричал, но они даже не посмотрели вниз. Не ястребы – ему противен был их неуклюжий черный полет. Он снова поменял мушку, утяжелил грузило и забросил вверх по течению. Пропускал леску в пальцах, пока не увидел в воде светлое брюхо. Он застопорил катушку. Свинцовое грузило стукалось о камни под водой; он ощущал легкое дрожание удилища, доходившее до комеля, упертого в живот. Подумал, как должна выглядеть в глазах рыбы мушка, если там хватает света внизу.

Ребята вышли из-под деревьев выше по течению и двигались, глядя то на него, то на реку в обе стороны. Некоторые опустились на четвереньки, рассматривая следы и поглядывая на него. Когда пошли по берегу в его сторону, он посмотрел на холмы, а потом на реку, туда, где ловля была самая хорошая, – туда бы ему надо было пойти. Он повернулся в воде, лицом по течению, и стал сматывать леску, снял мушку и воткнул крючок в пробку над катушкой. Потом стал двигаться к берегу, думая только о нем и с каждым осторожным шагом приближаясь к суше.

– Эй!

Он медленно обернулся, жалея, что он сейчас не на суше, а в воде, напирающей на его ноги, и с трудом удерживает равновесие на скользких камнях. Ноги двигались как будто самостоятельно, ступая между камнями, а глазами он искал вожака. У каждого из них на поясе были ножны или что-то вроде кобуры, но только у одного ружье. Тощий, узколицый, в кепке, он сказал:

– Видел, тут олень пробегал?

Ружье он держал в правой руке, как пистолет; ствол смотрел в сторону берега.

Один из парней сказал:

– Конечно видел, Джул, это совсем недавно было.

Он оглянулся на остальных четверых. Они передавали друг другу сигарету, и все кивнули.

– Спрашиваю – видел его?

– Это был не он, а она, – сказал Гарольд. – И задняя нога чуть не отстрелена, черт возьми.

– А тебе-то что? – сказал тот, что с ружьем.

– Смотри, какой умный, а, Джул? Говори, козел, – куда он побежал?

– Куда он побежал? – сказал тот, что с ружьем, и поднял ствол на уровень бедра, почти нацелив его на Гарольда.

– Кто спрашивает? – Гарольд бросил сигарету, она с коротким пшик упала в воду.