Здесь так темно.

И холодно.

Все тело сотрясает дрожь.

Прислонившись плечом к стене, чтобы не терять направление, я тащу тело Стила вглубь гор.

Когда стена вдруг отступает, я спотыкаюсь и роняю тяжелого Стила, но не падаю.

– Что за…

Темнота ослепляет меня, и я ощупываю углубление в камне, на которое наткнулась.

Насколько я могу судить, это небольшая пещера, около двух с половиной или трех метров в диаметре. Огромный рожок для мороженого прямо в горе.

Желудок урчит, напоминая, что я не ела со вчерашнего дня. Не обращая внимания на физический дискомфорт, я ощупываю землю в поисках Стила. А найдя его руку, затаскиваю его под навес.

И теперь, когда мы кое-как защитились от непогоды, я опускаюсь на колени.

Стил все еще холоден как лед. Его нужно согреть, но я понятия не имею, как это сделать. У меня с собой ничего нет, чем можно было бы разжечь огонь. И даже будь у меня все необходимое, в этой дыре только грязь да камни. У меня нет ни растопки, ни дров, чтобы их зажечь.

Летающая искра вплывает в пещеру вслед за нами. Его свет отражается от гладких каменных стен, и за это я ему благодарна.

Начиная с рукавов, я стаскиваю со Стила покрытую ледяной коркой рубашку и раскладываю ее на земле. Надеюсь, воздух Колорадо немного высушит ее, раз уж мы защищены от снегопада. Может быть, удастся уговорить блестяшку согреть ее?

Снова возвращаюсь к Стилу – и судорожно сглатываю. Его грудь – сплошной полированный мрамор голубого оттенка, а рана, которую он получил во время нашего спарринга, – лишь тонкая белая линия на еще более белой груди. Если бы я сама не слышала его слабого сердцебиения, могла бы поклясться, что передо мной труп.

Стянув сумку со спины, я вытаскиваю скудный запас своей одежды. Они ему явно малы, но по крайней мере сухие и теплые, в отличие от одежды Стила.

Я натягиваю ему через голову самый большой из своих свитеров и просовываю в рукав его мускулистую руку. Он слишком широкоплечий, и больше ничего не налезает. Я изо всех сил тяну свитер вниз, но он прикрывает только половину груди. Я засовываю вторую его руку в другой свитер и набрасываю его на обнаженную кожу.

Сосредоточенность на задаче удерживает меня от мрачных мыслей. Когда я вижу Стила таким уязвимым и, возможно, почти что мертвым, у меня внутри закипает паника. Но надо держать себя в руках. На кону его жизнь.

Сев на корточках поровнее, я осматриваю дело своих рук.

Из-за серой и розовой пушистой ткани, лежащей на нем комом, он выглядит нелепо – но что с того? По крайней мере, большая часть кожи прикрыта.

Теперь перейдем к ногам.

Недолго думая, я расстегиваю и снимаю его джинсы вместе с носками и ботинками и раскладываю все на земле рядом с рубашкой.

Не отрывая глаз от цели, натягиваю на его гигантские ступни сухую пару носков. В мои запасные джинсы он ни за что не влезет.

Я вытряхиваю из рюкзака тонкое одеяло и накрываю им торс и ноги Стила.

– Почему ты такой ужасный дылда?

Его ноги торчат из-под покрывала.

Я переплетаю пальцы и пожевываю нижнюю губу. Ветер завывает, и в наше убежище залетают пригоршни снежинок. Летающий бенгальский огонь опускается вниз и зависает над телом Стила, наблюдая за моими неловкими попытками. Он замирает перед моим лицом, как бы прося объяснений.

– Что еще мне сделать?

Маленький бесенок облетает меня и толкает вперед. Я падаю сверху на замерзшего нефа. Подушечки пальцев касаются его обнаженной кожи.

Черт. Тепло тела. «Выживание в дикой природе, правило 101».

Ворча, я двигаю Стила. Сложив последний элемент запасной одежды – дополнительную пару джинсов, – я приподнимаю его голову и кладу их под нее. Снова взгромоздившись на его распростертое на земле тело, я обнимаю его за плечи и устраиваю свои ноги между его, стараясь игнорировать прикосновение некоторых его частей тела к моим.

– Если выживешь, будешь мне должен. По моим подсчетам, я уже в третий раз спасаю тебе жизнь. Я тебе счет выставлю.

Огонек несколько минут порхает по пещере, прежде чем опуститься на землю поверх разложенной на земле одежды Стила и потускнеть.

– Освещение для нужного настроя. Миленько.

Я бы говорила еще более сухим тоном, если бы у меня не стучали мои зубы. Прижиматься к замерзшему Стилу – все равно что пытаться согреть ледяную скульптуру.

Я наполовину прижимаюсь щекой к своему розовому свитеру из ангорской шерсти, а наполовину – к его холодной коже.

Его сердце продолжает тихо биться. Только это и внушает мне уверенность, что он еще жив.

И я велю его сердцу биться дальше.

Я закрываю глаза и пытаюсь представить, что нахожусь не здесь. А где-нибудь в особенно жарком месте. Сотрясающая тело дрожь мешает воображению больше всего.

Как я вообще оказалась в такой ситуации? А я-то думала, что я поумнее буду.

Я больше семнадцати лет жила в суровом мире, где по-настоящему обо мне никто не заботился. Раньше я думала, что улицы многому меня научили, но, когда слушаешь стук своих же зубов, пока пытаешься согреть ангельского потомка без сознания, оказавшегося в ловушке на богом забытой горе, начинаешь в этом сомневаться.

– Поднимайся в горы следом за Динь-Динь. Ага, тогда это казалось прекрасной идеей.

Мерцающий шар света вибрирует и мерцает красным, прежде чем снова погаснуть.

– Обидчивые мы, да? – спрашиваю я.

Он только больше тускнеет, погружая наше временное убежище в тьму.

Меня это вполне устраивает. Я тьму люблю.

Глаза слипаются, то ли от усталости, то ли от переохлаждения. Сейчас мне, если честно, все равно, от чего, ведь мои мышцы расслабляются, а сотрясающая тело дрожь отпускает.

Кожа под щекой еще не теплая, но уже не такая холодная.

Когда мысли начинают путаться, я позволяю себе забыться. Может быть, когда я приду в себя, окажется, что мне просто приснился кошмар.

Такое объяснение наших проблем ничем не хуже других.

За секунду до того, как провалиться в сладкое забвение, я молча молюсь за умирающего мужчину, на котором сейчас лежу.

Может, он мне и не нравится, но какая-то часть меня почему-то хочет его защитить. Между нами есть связь, которую ни один не хочет признавать, но втайне от самой себя я знаю, что никогда не оправлюсь, если потеряю его.

* * *

– Мм-м-м-м. – Я прижимаюсь к теплому камню под собой, не обращая внимания на напряжение в шее – это тепло восхитительно.

Что-то тычет меня между ребер, и я вздрагиваю. Не открывая глаз, я опускаю руку, чтобы потереть больное место, но понимаю, что меня уже тыкают с другой стороны.