Нет отказов без уважительной причины от запланированных вылетов, значит, получишь надбавку в пятьдесят процентов.

Рождество — тоже нелетный день. Более того, часть экипажей перед праздником отправили на отдых в Австралию. Поживут неделю в пансионатах под надзором врачей, которые будут вправлять мозги тем, кто выгорел от страха. На войне все боятся, но у американцев боязнь погибнуть возведена в культ. Я не встречал среди летчиков группы ни одного, хотя бы теоретически рассматривавшего вариант погибнуть за родину. Смерть предполагали, на то она и война, но чтобы преднамеренно пожертвовать собой ради победы, что видят на примере японцев — это не для янки. Скорее родиной пожертвуют.

Перед праздником совершаем вылет в составе сводной группы из четырех эскадрилий, всего двадцать два самолета. Будем бомбить передовые позиции японцев неподалеку от Кель-Кель, помогать нашей пехоте. Поведет группу командир Тринадцатой эскадрильи майор Пинеда — грузный брюнет с густыми усищами с загнутыми кверху уголками, как у прусского фельдфебеля.

— Внимательно слушайте мои команды, — заканчивает он инструктаж.

На этот раз я не лезу с инициативой, чтобы не выглядеть совсем уж черной овцой, как англосаксы называют белых ворон. Мои действия в прошлом вылете понравились, конечно, летчикам Восьмой эскадрильи, но на меня теперь посматривают, как на чувака со странностями. У них девиз «Будь, как все — не делай ничего сверх того, за что тебе платят». Я намекнул, что хочу быстрее совершить двадцать пять вылетов и свалить из этого ада, демобилизовавшись. Есть в американских ВВС такая опция. Пока никто до такого количества не дотянул, потому что потери высокие, что в Европе, что здесь. У них тоже существует проклятие двадцать четвертого вылета, на котором погибают те немногие, кто продержался так долго. Японские летчики-истребители свое дело знают и, в отличие от янки, не боятся погибнуть, атакуют без страха и упрека.

Летим на высоте двенадцать тысяч футов. Впереди пары «Митчеллов», за ними «Хэвоки» и на левом пеленге одного из них, замыкающего, мой «Бэнши». Над нами шестерка «Авиакобр». У моего самолета на подвесках под крылом и фюзеляжем шесть связок М1 из шести двадцатифунтовых осколочных бомб М41 каждая и общим весом всего триста тринадцать с половиной килограмм. Проблем с бомбами нет, как и требований брать максимальное количество их. Нам нужно «засеять» осколками максимальную площадь. Лучше всего для выполнения поставленной задачи подходят М41, а взять их мой самолет может лишь столько.

На подлете к цели ведущий связывается с наземным корректировщиком. Внизу джунгли, которые кажутся непроходимыми. Оттуда в воздух взлетают ракеты, отмечающие линию фронта. Мы подворачиваем, ложимся на боевой курс строем линия. По команде ведущего одновременно сбрасываем бомбы куда-то вниз. Пусть сами находят цель. При том количестве, что мы выгрузили, изрядная площадь будет посечена осколками, уничтожив все живое, не додумавшееся спрятаться надежно. Главное, чтобы по своим не попали, что, как мне сказали, у американцев тоже случается.

Группа разворачивается, перестраивается парами, и сразу в эфире слышен испуганный крик:

— Сзади слева сверху нипез (nippers — кусачки, клеши, слэнг — мальчуган)!

Так понимаю, это прозвище появилось от обыгрывания слова Ниппон — самоназвания Японии. Нас атакуют двенадцать истребителей фирмы «А(Истребитель)-6(Модель)М(Мицубиши)» или попросту «Зеро (Ноль)». Они разгоняются до пятисот тридцати километров, поднимаются на высоту девять тысяч метров, дальность полета почти две тысячи километров и вооружены двумя двадцатимиллиметровыми пушками и двумя пулеметами семь и семь десятых миллиметра. Главный недостаток — плохая защищенность, которой пожертвовали ради скорости, маневренности и вооруженности. Броню придумали трусы. Как мне рассказали, японские летчики даже летают без парашютов, что для американцев предел идиотизма. Может, они, как и я, просто боятся прыгать с парашютом.

Одна шестерка завязала бой с нашими истребителями, а вторая напала на бомбардировщики. Первым на их пути был мой «Бэнши». Услышав за спиной стрекотню пулеметов, я начал бросать самолет из стороны в сторону, стараясь при этом не отрываться от ведущего. Был уверен, что наша группа сплотится и совместно даст отпор врагу. Не тут-то было. Как только «Зеро» миновали, обстреляв, меня и принялись за остальные самолеты, строй тут же распался. В эфире поднялся такой крик, что разобрать что-либо было невозможно.

Я не стал ждать второй заход японских истребителей, спикировал к земле и пошел на бреющем над зелеными густыми кронами деревьев, распугивая многочисленных птиц. Кстати, обезьян здесь нет, если не считать образованных. Скорость резко упала, и самолет плохо слушался рулей.

— Джонни, предупреди, если догонят, — сказал я стрелку.

— Да, сэр! — подтвердил он.

Видимо, одинокий «Бэнши» растворился на фоне зеленых джунглей, стал невидим для японских истребителей. Мы без приключений долетели до своего аэродрома. По пути нас обогнали сперва «Аэрокобры» и «Хэвоки», летевшие группками по два-три, а потом «Митчеллы». Меня беспокоила мысль, не обвинят ли в трусости из-за того, что покинул строй. Никаких четких инструкций, как вести себя при атаке истребителей, не было, если не считать общие слова типа «Принимайте все необходимые меры для спасения самолета». В СССР в этом плане все было конкретно: на «Пешках» держать строй и отбиваться всем вместе, на одноместных «Горбатых» — каждый сам за себя, на двухместных — по обстановке. Увидев обогнавшие нас самолеты, успокоился: всех не осудят.

Когда мы приземлились последними и прирулили на стоянку, механик Чарли радостно улыбался:

— А сказали, что вас подбили! Кто-то видел падающими!

— Не дождешься! — шутливо ответил я и пообещал: — Будем тебе возить работу с каждого вылета!

Японцы поколотили самолет основательно. Всякого рода отверстий было с полсотни, но, по словам механика, ничего сложного, за пару дней починят. Вот прямо сейчас и начнут, чтобы завтра к вечеру закончить и с чистой совестью отметить праздник. Никому не хочется приходить на работу в первой половине дня двадцать пятого декабря, после ночной попойки.

63

Я в торжественных мероприятиях не участвовал. Сказал мистеру Барру, капеллану Третьей бомбардировочной группы, довольно приятному пожилому мужчине, что я мормон. Да, немного нарушая правила своей секты, пью чай и порой что-нибудь покрепче, но не курю, в церковных службах не участвую, общаясь с богом напрямую. Он отнесся с пониманием, пригласил в ресторан отеля на праздничную вечеринку. Чем дальше от рождения Христа, тем терпимее становятся клирики.

По старой привычке стараюсь не заводить друзей на войне, поэтому ни с кем не схожусь, держусь особняком. В ресторан отеля или бары по соседству не пошел, несмотря на уговоры соседа по комнате, который умотал туда сразу после ужина. Я провел рождественский вечер в номере, пообщался перед зеркалом с умным, всё понимающим человеком.