Еще раз, теперь уже основательно вникнув во все детали операции, Грязнов-старший наконец забрал с собой необходимые ему назавтра материалы и покинул «Глорию».

А утром сам позвонил на Большую Полянку, в окружное управление внутренних дел, и попросил срочно найти ему майора Лукина. Последнему он суровым голосом сообщил, что, по согласованию с его непосредственным начальником, Лукин должен срочно прибыть на Петровку, 38, к начальнику МУРа.

Чего тут будешь возражать? И в районе десяти майор уже сидел в приемной генерала Грязнова, ожидая вызова. Наконец Людмила Ивановна нажала клавишу интеркома, услышала грозное: «Майора ко мне!» – и, приподнявшись, вежливо указала Лукину на дверь кабинета.

– Проходи, садись, – отрывисто приказал Вячеслав Иванович, не поднимая лица от бумаг, лежавших перед ним в открытой папке.

Он еще потянул минут пять, давая возможность майору, путавшемуся в догадках, зачем он понадобился вдруг уголовному розыску, поволноваться. Поднял голову, уставился на Лукина и стал внимательно рассматривать будто незнакомую, ну и малоинтересную вещь. Наконец пробормотал вслух:

– Это ж надо такое! Да-а… На-ка вот, майор, отсядь туда, к большому столу, и почитай что дам. А после обменяемся.

Он захлопнул папку, что лежала перед ним на столе, и протянул ее Лукину. Тот почтительно принял и отошел к столу для заседаний, присев на стоявший с края стул. Грязнов, не глядя уже в упор, продолжал следить за реакцией майора, читавшего признательные показания следователя Мансурова, в которых ему, майору Лукину, отводилась роль грубого вышибалы сведений из охранника Ознобихина во время допросов того в изоляторе временного содержания здесь же, на Петровке. А потом он перевернет еще парочку страниц – и начнет читать показания теперь уже самого Ознобихина, который не поскупился при описании действий этого подонка майора, не советовавшего арестованному и избитому им охраннику падать с железной лестницы мордой вниз.

Сперва Лукин демонстрировал полнейшее равнодушие и спокойствие. Потом стал наливаться кровью, багровели круглое лицо и борцовская шея. Потребовалось даже оттянуть форменный галстук и расстегнуть верхнюю пуговку сорочки. Блеснула золотая цепь на шее. Отметил себе ее Грязнов. Затем Лукин закашлялся и кашлял довольно долго и напряженно, искоса кидая взгляды в сторону генерала. Но Грязнов теперь смотрел в окно, равнодушно постукивая по столешнице незаточенным толстым карандашом.

Стало слышно, что Лукин возмущенно запыхтел, забормотал что-то похожее на «вот же суки…». Грязнов ждал и молчал.

Наконец майор дочитал, осторожно закрыл папку и с тревожным молчаливым вопросом поднял глаза на генерала. Вячеслав Иванович окинул его ледяным, презрительным взглядом и негромко заговорил:

– Что ж ты, мерзавец, наши ряды позоришь?

– Никак… – дернулся было майор, но будто запнулся. – Он же сам, товарищ генерал, требовал, что ж теперь пишет, гад?..

– Кто требовал? – ядовито спросил Грязнов. – Чего ты мне ваньку валяешь?!

– Мансуров и требовал, чтоб быстрее колоть…

– Ну да, а ты первый день в милиции. Он тебе приказывает – бей! Ты и рад стараться. Так? И сколько тебе за твои старания потом господин Носов отвалил? Ну?!

Лукин сидел сжавшись и напряженно рассматривал пол перед носками своих ботинок.

– Молчишь, сукин сын… Ну так еще немного меня послушай… Как ни старались вы с Мансуровым вышибить из свидетелей нужные вам показания о мнимом убийце, а дело-то все равно всплыло. И молчавшие прежде или певшие под вашу с Мансуровым дудку заговорили. С некоторыми показаниями ты уже ознакомился. Другие тебе показывать еще рано. Не в том суть. Плохое дело вы сотворили, и в первую очередь для самих себя, вот что скажу. Спросишь – почему, да? – Грязнов снова уперся в Лукина жестким взглядом, и тот опять не выдержал, опустил глаза. Но не раскаиваясь в содеянном, это-то уж сумел разглядеть Грязнов, а злясь на весь мир, в том числе и на Мансурова, который вот так по-сучьи подставил его. – Так я тебе отвечу, – продолжил Грязнов. – В первый раз подставились, когда взялись сажать невиновного, а второй, когда дело всплыло, и теперь, чтобы утопить концы, господин Носов дал указание убрать вас, к едрене фене. Вообще! Чтоб вами обоими даже и не воняло. Что скажешь?

– Выдумать можно все. И обвинять. А я скажу, что ничего такого не было. И задания не было, и никаких денег. А что этот пишет, – он кивнул на папку, – не знаю. И знать не хочу. Туфта это все, товарищ… генерал. Пусть сперва докажет.

– Вон ты какой! – ухмыльнулся Грязнов. – Докажет пусть, да? А как же он может теперь доказать, если по приказу господина Носова его вчера под утро зарезали бандиты Ильи Андреича? Как свинью зарезали, вот таким, – показал, раздвинув указательные пальцы в стороны, Грязнов, – столовым ножом. Прямо у него дома. Только не угадали, что свои показания он нам уже успел дать. Руку-то его, почерк, узнаёшь, поди. Ну вот, а следующая очередь, стало быть, твоя.

Лукин побледнел и как-то неуверенно затряс отрицательно головой, будто не веря сказанному.

– Может, тебе заключение судебной медицины показать? Так я сейчас распоряжусь, подвезут… хотя, впрочем, и у меня где-то здесь копия имеется. Ладно, я найду попозже, дам посмотреть. Но я тебе, майор, еще не все сказал. Про самое для тебя главное не говорил. А заключается оно в том, что, кабы не наши действия, и ты валялся бы уже где-нибудь рядом со своим домом на Комсомольском проспекте с пикой в боку. Это ведь мои ребята не допустили к тебе и, кстати, к твоим мальцам – ни в школу, ни в детский сад – носовских бандитов, ну бабушкинских, как они себя именуют.

Тут Лукин вообще застыл, словно изваяние, вот только пот катился по его круглому, толстощекому лицу.

– Что, опять не веришь? – уже откровенно расплылся в улыбке Грязнов и поднял трубку телефона. Он набрал номер Дениса и, когда тот отозвался, сказал: – А кто это там у нас на Комсомольском-то? Я имею в виду, какая машина? Марку назови! Ага, понял, хорошо, пусть еще немного покатается. Я тут кое о чем подумаю и выскажу, что ему делать дальше… Так вот, – сказал Лукину, кладя трубку на аппарат, – синий «сааб» видел там у себя? Вот он… сколько уж?.. да, считай, третий день тебя охраняет. Отвечай, видел?

– Да… – кивнул Лукин.

– А мне врать и ни к чему. Такие, значит, дела, майор! – Грязнов шлепнул ладонью по столу и достал из ящика несколько листов чистой бумаги, подвинул в сторону Лукина: – Если желаешь моего совета?.. Пока – совета! Бери бумагу, ручку и пиши. Все пиши. Когда и от кого получил указание производить дознавательные действия с применением пресса и подсадной утки в камере? Кто из вас двоих конкретно получил это указание? Ты меня слышишь, майор? – Грязнов нагнул голову и уставился немигающими глазами на Лукина. – Повторяю, кто и от кого? А остальное ты и сам знаешь, как написать. Твое, стало быть, чистосердечное признание. Явка, понимаешь, с повинной. Совесть тебя замучила. Которой у тебя, майор, отродясь не бывало. Ну если не совесть, то хотя бы страх за собственную шкуру! И за жизнь твоей семьи! Малышня-то чем виновата, что у них папаша полный мудак?! Придвигайся туда и пиши. А я буду думать, что с тобой делать. Есть вопросы?