— Откуда пришёл? — голос наконец-то спросил что-то конкретное.

— С востока.

— С тобой был ещё кто-нибудь? — продолжался допрос.

— Никого. Один я, — солгал Касьянов, а сам подумал: «А может, и в правду, один — охрана-то моя куда-то подевалась!»

— Иди сюда, — приказал голос. — Только без фокусов! Учти — после того, что ты натворил, ты, можно сказать, уже труп. Так что церемониться не будем!

«А чего ж тогда вы до сих пор ждали и не стреляли, уроды?» — подумал Касьянов, медленно шагая к «спирали» с поднятыми руками. В это время слева и справа в кустах раздался шорох и до боли знакомый бас Борьки Круглика прокричал:

— Эй, сявки, оружие на землю, а то всех перестреляем!

Окончание фразы потонуло в треске автоматной очереди, пущенной поверх голов неизвестных. Несколько человек попадали наземь, а тот, у кого был «луч»… Касьянов успел заметить характерное движение стволом и ничком упал в кусты. Через мгновенье ярко-жёлтые лучи осветили темнеющий воздух между сосен и начали сжигать всё живое за его спиной. В ответ вновь затрещали автоматные выстрелы. Касьянов перевернулся на спину и, весь дрожа, следил за лучами, летящими «туда», и ответными пунктирами трассирующих пуль. Слева, справа хрустели ветки, сигнализирующие о перебежках бойцов его охраны, из новых мест снова слышались выстрелы «калашниковых», и туда незамедлительно летели «лучи». Бой продолжался недолго, «трассеров» становилось всё меньше и меньше. К Касьянову подобрались двое: Борька и молодой татарин Марат, упали рядом. Борька зашептал:

— Пахан, уходим! Перещёлкают они нас, как котят! Давай ползком назад, а там, в темноте — не увидят!

— Давай!

Они стали отползать назад, ежесекундно ожидая прямого попадания «луча». Где-то впереди кто-то ещё отстреливался из автомата, но недолго. Луч ядовито-желтого света пролетел навстречу «трассеру», в кустах ярко вспыхнуло, и выстрелы прекратились.

Борька сетовал шёпотом:

— Дураки мы, не сообразили, что стрелять не надо было: в потёмках подобрались бы к ним, да и разобрались бы в рукопашную! Нет, нашему брату только дай пострелять! А тут, блин, игрушка посильней «калаша» нашлась! Это ж ведь «луч», Пахан — такой же, как у тебя? — Борька оглядел Касьянова, ища, видимо, его луч. — Или твой это, а, Пахан?

— Откуда я знаю, мать твою! — прошипел Касьянов в ответ. — Нашёл время спрашивать, идиот! Ноги надо уносить быстрее, а он допрос устроил!

Борька заткнулся и пополз быстрее. До больших сосен, за которыми можно было спрятаться, оставалось совсем немного, но тут Марат зацепил ногой ствол молоденькой ёлки, вырванный «цунами», и еле державшийся на ветвях соседних деревьев. Ёлка зашумела, падая, и это вызвало целый сноп огня со «спирали». Первые лучи зажгли крону рядом стоящей сосны, и яркое пламя осветило всех троих, в этот момент как раз перелезающих через груду поваленных деревьев. Тут же с дула «луча» сорвалась ещё одна жёлтая «пуля» и угодила в Марата. Тот вспыхнул ещё ярче, и беглецов стало видно, как на ладони.

Следующего луча Касьянов дожидаться не стал. Он схватил Борьку и, повернув его, прикрылся своим лучшим охранником, как щитом. Не ожидавший такого от Пахана, Борька замешкался, завертел головой и… получил свою порцию смертельного света. Его вспышка отбросила Касьянова и он лихорадочно пополз вдоль поваленных ёлок и сосен, плача и бормоча от испуга «Господи, пронеси, господи, пронеси…». Один луч зажёг кучу сосновых стволов сзади, другой — спалил куст впереди… Ослепленный ярким пламенем и страхом неминуемой смерти, Пахан, как только мог, вжался в землю и накрыл голову руками в ожидании третьего…

А третьего так и не случилось. Весь лес вдруг осветился голубым огнём, идущим откуда-то из-под земли, изгибаясь хитроумными зигзагами, меж деревьев быстро побежали искристые дорожки, в мгновенье ока окружившие «спираль», и она, внезапно вспыхнув сотнями факелов, … исчезла. В это время «солнце» Бестерленда погасло, и наступила полная тьма.

Касьянова ещё долго била дрожь, он лежал, забившись меж двух поваленных сосновых стволов, боясь подняться. Тьма и тишина окутали его, напряжение росло, и оказалось, что страх способен утомить даже неутомимого цифроклона. Глаза Пахана закрылись, и он впал в глубокий сон.

3

Три друга шли по равнине под быстро темнеющим небом. Двигаясь на север, они придерживались направления «поперек наклона травы», как учил их Филгудыч. Это был один из способов ориентирования в этом мире.

Зная некоторые хитрости, в Бестерляндии было достаточно просто определить стороны горизонта — всё в Новом мире имело направление с запада на восток: течение Реки и мелких ручейков, наклон травы, движение облаков (они двигались и изменяли форму, хотя ветра в Бестерленде не было), «рост» мха на деревьях (вероятно, благодаря невнимательности ландшафт-дизайнера, он находился с западной стороны, вопреки земному, указывающему на север) и многое другое. Старик часто рассказывал и показывал «райцам» эти нехитрые способы ориентирования, и они хорошо запомнили его уроки. Ночью же можно было идти по звёздам: на небе Бестерленда сияло множество звёзд, но отчётливее всех видно было четыре: голубую, указывающую север, красную — южную, белую, обозначающую запад и жёлтую, сияющую на востоке.

Однако ночью обычные путешественники-по-неволе: бродящие по Бестерленду «шальные» цифроклоны, как правило останавливались — сказывалась земная привычка. Да и страх перед неизведанной страной вернее всяких привычек прекращал движение с заходом солнца. Хась, Гласс и Док решили идти и ночью. Во-первых, у них было самое мощное в этом мире оружие, а во-вторых, после двух сражений с «чистильщиками» и «земляного цунами» их вряд ли что-то могло напугать. Поэтому, найдя на небосклоне голубую звезду, три друга устремились прямиком на её призрачно-немерцающий свет, благо под ногами пока была равнина.

4

Гласс шёл за Хасем, замыкая колонну. Путники молчали, наговорившись за день, и это давало свободу мыслям. Глядя на качающийся за Хасевой спиной делейтор, вспоминая, сколько жизней было положено за него, Гласс стал размышлять о судьбах: своей, Земли, Бестерленда, людей, цифроклонов, цивилизаций, и… о смерти.

«Вот на Земле…, — рассуждал Гласс, — там понятно, почему убивают: всем нужна еда, всем ненавистен страх, все хотят иметь собственность, власть, все испытывают социально-психологические стрессы, любят, ревнуют…, но не всем дано то, что хочется иметь, и не все могут избавиться от того, что иметь не хотят. Вот и убивают: втихомолку, по одиночке, в тёмном углу, или открыто, пачками — в войнах, при терактах или в техногенных катастрофах. Но здесь-то почему убивают, в Бестерленде, где нет денег и необходимости их иметь, нет работы и необходимости работать, нет власти, семьи, секса, расовых и национальных конфликтов? Ведь в Бестерленде не надо ни за