Он наслушался достаточно, чтобы сформировать твердое мнение: с такими военачальниками военная фаза политики рейха потерпит поражение прямо на старте.

Его отношение к ведущим военным советникам сразу резко охладело, и «дело Фрича» стало предметом нового интереса.

Возможно, решение о возобновлении дела исходило от самого Гитлера, но это все же маловероятно. Был человек гораздо более заинтересованный в том, чтобы напустить на Фрича гестаповских головорезов, – это Геринг. Тогда в рейхсканцелярии Фрич в пылу спора назвал его дилетантом. Геринг всегда чувствовал себя очень неуютно в кругу профессиональных военных. Хоть он и был в ранге генерал-полковника, но все равно оставался главой прусского гестапо. Позднее Майзингер говорил одному из помощников Гитлера, что приказ возобновить дело Фрича поступил к нему от Геринга.

Остается непроясненным фактор времени. Во всяком случае, 10 ноября 1937 года, когда Фрич отправился по служебным делам в Египет, за ним уже следили два агента гестапо: а не зайдет ли он в какой-нибудь притон гомосексуалистов. То есть внимание к нему обострилось сразу после того, как они сцепились с Герингом. Майзингер даже послал своих людей еще раз перепроверить свидетельство Шмидта. И один из них почти нащупал правду: по соседству с домом номер 21 на Фердинандштрассе, куда якобы заходила жертва шантажиста, жил некий отставной капитан фон Фрич! Но такой горячий след каким-то образом был потерян. А Геринг, скорее всего, отдал приказ восстановить папку уже после того, как берлинский полицей-президент Гельдорф пришел к нему с потрясающим разоблачением. С этим можно было свалить военную верхушку рейха и удовлетворить мечту всей жизни – самому стать военным министром.

Фельдмаршал фон Бломберг в 1932 году остался вдовцом с двоими сыновьями и тремя дочерьми. 12 января 1938 года он женился снова на стенографистке Эрне Грюн. Церемонию провели в узком кругу, свидетелями были Гитлер и Геринг, и молодожены сразу же отбыли в свадебное путешествие. Как раз в это время Курт Мюллер, глава отдела идентификации криминальной полиции, получил из отдела преступлений против нравственности пачку непристойных фотографий. Ему показалось, что даму на одном снимке он уже знает, но вот только не может вспомнить, кто она такая. Он велел это установить, и выяснилось, что дама, сфотографированная с неизвестным партнером, – новая жена Бломберга. Мюллер кинулся к своему шефу Небе, и тот воскликнул: «Господи, и эта женщина целовала руку фюрера!» Артур Небе осторожно посвятил в тайну Гельдорфа, и утром 23 января шеф полиции явился с регистрационной карточкой означенной дамы к генералу Кейтелю, в то время начальнику управления вермахта в министерстве обороны и близкому другу Бломберга, с просьбой подтвердить, что это и есть фрау Бломберг. Кейтель ответил, что не знает его новую жену. Он позвонил своему министру, но не застал его. Тогда Кейтеля и осенила фатальная идея: он посоветовал Гельдорфу зайти к Герингу. В конце концов, тот был свидетелем на свадьбе, значит, должен знать супругу Бломберга.

Вот таким образом вечером 23 января Геринг и получил решающий козырь в своей игре. Он понимал, что за скандалом должна последовать отставка Бломберга. А кто мог занять это место? Только его главный соперник – фон Фрич. Ну нет, такого развития событий допускать нельзя, сказал себе глава гестапо. С трудом выждав двадцать четыре часа, когда фюрер вернется из Баварии, он явился в рейхсканцелярию для доклада. Геринг успел пожаловаться Хоссбаху, что вот вечно ему приходится приносить плохие новости, и дал понять, что дело касается Бломберга. Видимо, Фрича он упомянул непосредственно в разговоре с Гитлером, и то мимоходом. Когда он удалился, Хоссбах нашел своего шефа очень возбужденным, но не встревоженным и не расстроенным. Именно в это время Геринг и должен был приказать Майзингеру восстановить папку фон Фрича. У него не было ее с собой вечером. А утром 25 января она уже лежала на столе у фюрера. Резонно предположить, что дело было оформлено в начале ночи (гестаповское начальство однозначно утверждает, что это была «очень напряженная ночная работа»). Да и звонок, разбудивший Хоссбаха в 2.15 пополуночи, с приказом немедленно явиться к фюреру, тоже укладывается в эту схему. Вероятнее всего, Майзингерова папка уже была доставлена. На этот раз, по словам Хоссбаха, Гитлера трудно было узнать. Очевидно, двойное дело, связанное с именами главных военачальников страны, крепко его ударило, поколебало веру в прусско-немецкое офицерство. Его помощник вспоминал:

«За все четыре года службы у фюрера я никогда еще не видел его таким подавленным. Он медленно мерил шагами комнату, заложив руки за спину и бормоча, что если немецкий генерал способен на подобные вещи, то от людей можно ожидать чего угодно. Чуть позже его видел генерал Рундштедт и тоже был поражен – но только уже силой ярости».

Было ли все это игрой? Поначалу, конечно, нет. Но врожденный инстинкт хищника вскоре взял верх. Гитлер понял, что у него появился реальный шанс одним ударом снести верхушку армии и самому стать во главе, чтобы отныне ни один солдат не мог помешать его внешнеполитическим авантюрам.

И потому Гитлер сменил линию и стал на сторону Геринга против военных. Доблестный Геринг дважды прокатился в полицию и узнал то, что они оба хотели теперь услышать: Шмидт подтвердил свое свидетельство. Тогда Хоссбах, вопреки приказу Гитлера, на следующую ночь поехал к Фричу и рассказал ему, какая заваривается каша. Тот был потрясен. «Это зловонная ложь!» – только и смог он вымолвить. Современники ошибочно числили фон Фрича в тайных противниках Гитлера. На самом деле он, пожалуй, больше других генералов подпал под обаяние Гитлера и просто не мог понять, что же это сделал с ним его фюрер. Позднее он писал о своем идоле: «Этот человек, к добру или к худу, стал судьбой Германии… Если его дорога ведет в пропасть, то он увлечет за собой всех нас, но с этим ничего не поделаешь». И все же среди военных находились люди, не готовые вот так покорно принимать удары судьбы, – Хоссбах еще раз попытался вступиться за главнокомандующего. Он так долго спорил на этот предмет с Гитлером, что тот в конце концов согласился принять фон Фрича.

Вечером 26 января генерал-полковник был вызван в рейхсканцелярию. Фрич заспешил к фюреру, надеясь понять, что же это за свинью ему подложили, и вдруг столкнулся со Шмидтом, которого тоже вызвали на этот час. Шмидт сразу сказал: «Это он». Фон Фрич дал честное слово, что «не знает этого господина». Через некоторое время, как рассказывал впоследствии Хоссбах, в гостиную, где сам он сидел в ожидании, «ворвался Геринг, закрыв руками лицо, визжа и подвывая; он бросился на диван, снова и снова издавая вопли: „Он виноват! Он виноват!“»

Гитлер объявил, что его не удовлетворяет честное слово генерал-полковника. Геринг решил, что настал его час. Он отвел в сторону помощника Гитлера Видемана и сказал: «Послушайте, вы ведь можете поговорить с фюрером. Скажите ему, что мне можно отдать армию. А я готов передать другому четырехлетний план». Но одного посредника ему было мало. Узнав, что Кейтелю назначено на час дня быть у Гитлера, он зашел и к нему: «Как вы думаете, кто может стать преемником министра?» Кейтель раскланялся: «Какие вопросы, никто, кроме вас. Как командующий во всяком случае вы не можете быть в подчинении у другого генерала». Геринг оценил любезность, но обратился еще и к самому Бломбергу; фельдмаршал тоже рассматривал Геринга как своего естественного преемника.