Потом, не вставая с места, щелкнул пальцами, и из находящейся почти под потолком дверцы появилась Юниза. Безропотной тенью спустилась в зал по винтовой лестнице, разрывая принцу сердце этой рабской покорностью, остановилась возле колдуна.

– Как она там?

– Нормально.

– Отправь вещи, – приказал он. – Потом будет некогда.

Юниза махнула рукой, и сидевшие возле стены гоблины, которых принц принял в полумраке за кучи тряпья, неохотно зашевелились, потянулись к зеркалу неопрятной вереницей.

– Там вас ждет мясо, – сказал колдун, и рабы зашевелились быстрее.

Их было четверо, все ширококостные, коротконогие, одетые только в невероятно потертые вонючие штаны из шкур. На исхудавших спинах увесистые мешки, в лапах по корзине. Принц безучастно наблюдал за ними, хотя в другое время не преминул бы рассмотреть поближе – встречаться в бою пару раз приходилось, но те были мускулистые, блестевшие от жира и красной глины, которой рисовали на серых рожах страшные глаза и клыки.

– Четверо, – сказала Юниза, положив руки на зеркало, и в его глубине появилось изображение темного помещения, крепкого наемника, увешанного оружием, и решетки, из-за которой торопливо выскакивали такие же грязные гоблины.

Встали против зеркала, путь поплыл, замерцал зеленью, дернулся, и вместо гоблинов с мешками перед зеркалом остались стоять гоблины с чуть вздувшимися худыми животами. Но стояли недолго: один взгляд – и они рысцой побежали в клетки, где недавно сидели Илли и принц.

– Что-то долго думают твои родичи, – язвительно пошутил колдун. – Может, ты им не так и нужен?

Но тут, словно в ответ на его шутку, перед ним замерцал шарик вестника. Агдесар из предосторожности прикоснулся к нему костяной указкой, поднял вывалившуюся на стол записку, прочел – и захохотал.

– Ну точно я угадал, ни черта тебя не ценят. За тебя дают алхимика, а за девчонку – замок и амнистию. Только мне такая цена не подходит.

Снова написал записку и отправил, налил себе напиток, глотнул и задумался.

– Юниза, какие гобы пришли?

– По два, мужских и женских. Всегда так ходят.

– Хорошо. Ты свои вещи отправила?

– Да.

– Будь готова: отправляешь принца, берешь алхимика. Дай ему балахон, а то королева не признает, если станет ровесником ее муженьку. Алхимику уже за полторы сотни.

Он болтал, невероятно довольный собой и жизнью, только теперь в полной мере осознав, как ему повезло, что план Брандениза провалился. И что старик мертв, а он в этом не виноват. Зато все запасы, что прижимистый советник прятал с его помощью, теперь принадлежат ему одному, и имея двух путниц и эти сокровища, он может лет триста не волноваться о том, где взять кусок мяса или необходимый для амулета камень. Колдуны не маги, каждый умеет вылить золотую или серебряную руну и врезать в нее с пяток кристаллов для усиления.

Над столом вновь замерцал магический вестник, на этот раз намного быстрее, чем первый.

– Ожили, – комментировал колдун, – вот так бы сразу! Принц готов?

– Да, – недовольно ответила Юниза, натянувшая Канду на голову капюшон. – Но лучше немного усмири… спокойнее будет.

– Я и сам так хотел, – жестко усмехнулся он. – А ты молодец, начинаешь ценные советы давать.

И резко сбросил на принца с обеих рук что-то невидимое.

– Он думает, мне по ауре не видно, как он напрягся. Иллира! Иди сюда.

Девушка появилась на пороге через несколько секунд, ловко спустилась по лестнице, замерла рядом:

– Я пришла.

– Сейчас отправлю твоего принца в Туаринь, постой рядом, у них такое условие – хотят видеть, что ты жива.

– Хорошо. А что он такой… неподвижный?

– Слишком хитрый… обмануть задумал, пришлось усмирить.

– А они… не подумают, что я тоже усмиренная? Может, мне им ручкой помахать? Ну, чтоб успокоились.

– И как ты будешь махать? – недоверчиво прищурился колдун.

– Как можно, так и помахаю. Покажи сам.

– Ну, вот так, – он поднял ладонь и махнул, – этого достаточно. Юниза нашла путь? Они собирались позвать.

– Сейчас… – путница, положив ладони на стекло, вслушивалась во что-то, видимое только ей в отражении солнечного дня за узким окном, – открываю…

Иллира всматривалась в блекнущее отражение, туда, где вместо нее, путницы, и Кандирда в низко надвинутом на лицо капюшоне проявлялась светлая комната, стоящий в таком же капюшоне человек и по сторонам от него – двое мужчин в мантиях магов.

– Маши! – скомандовал колдун, и девушка старательно помахала, успев за пару секунд сложить тонкие пальчики в условных жестах.

– Проводи, – резко скомандовал Агдесар, и путь поплыл, меняя принца на алхимика.

Путница уронила руки, шагнула к столу и тяжело шлепнулась на скамью:

– Пить.

Иллира метнулась к ней, но у стола замерла, оглянулась на колдуна:

– Из кувшина ей можно дать?

– Можно, – довольный такой сообразительностью, ухмыльнулся он, – там березовый сок с медом.

И сбросил капюшон с алхимика.

Следующие несколько минут он матерился, зло и изощренно. Старый зельевар был под заклятием сна, но не это взбесило колдуна. Все лицо и руки бывшего преступника были исписаны рунами, запрещающими почти все действия, которыми пользуются алхимики, готовя снадобья. Да он даже суп себе теперь не мог сварить, не только зелье от бессонницы, не говоря о чем-то посильнее.

– Я всегда говорил, что короли – самые нечестные люди на свете, – свирепо закончил он свою тираду. – Я с ними как с людьми, а они… теперь не надейся, что я тебя когда-нибудь отпущу!

– Но я же не королева. – Иллира наконец не сдержалась и горько заплакала. – Я же тебя не обманула…

– Ладно, перестань! А то мать увидит твою зареванную мордочку и не захочет сюда идти. Впрочем… у меня есть чем ее убедить. Вызывай.

Илли встала у зеркала, виновато оглянулась на колдуна:

– Мне ножик нужно… я же не путница. Только кровью умею… и то не всегда получается.

– Пусть Юниза рядом встанет.

– Я встану… но самой чужой мир мне сейчас не вытянуть, – опустив глаза в пол, тихо и несчастно произнесла путница, – сегодня уже на три дня натаскалась.

– А ты что-то про кровь слышала?

– Конечно. Все потерявшие способность так вызывают. Ведь способность перегорает только в мозгу, а кровь остается та же. Вот мать по крови ее сразу и узнает.

– Давай палец, – мрачно приказал колдун, и Илли бестрепетно протянула ему тонкую кисть – все равно больнее, чем сейчас у нее на сердце, вряд ли будет.