В долгосрочной перспективе эти меры были абсолютно правильными, разумными и даже неизбежными, однако в краткосрочной они привели к росту цен и к необходимости для государства платить за товары (в том числе и при снабжении армий) не по фиксированной, а по рыночной цене. В тяжелой экономической ситуации это неотвратимо влекло за собой дополнительную эмиссию. Курс ассигнатов рухнул до 3–5 %. К тому же эти меры запоздали: поскольку их приняли зимой, они не привели к резкому улучшению ситуации со снабжением городов продуктами питания. Хотя пик продовольственного кризиса был пройден в феврале – марте 1794 года, то есть еще при монтаньярах, зима 1794–1795 годов выдалась для горожан тяжелой. В Париже даже депутаты Конвента ходили в гости со своим хлебом. Весной очереди в булочные стояли с раннего утра, а иногда для наведения порядка приходилось обращаться к военным. Вскоре курс ассигнатов опустился ниже 1 %: бумажные деньги окончательно обесценились.

К весне 1795 года недовольство бедных парижан политикой термидорианцев достигло пика. Еще недавно санкюлотам внушали, что они – «соль земли», именно благодаря им была взята Бастилия, именно они свергли монархию. Они привыкли открыто высказывать недовольство, влиять на развитие Революции, диктовать свою волю национальному представительству. Казни монтаньяров, ликвидация Коммуны Парижа, закрытие Якобинского клуба убеждали их в том, что былые времена сами по себе не вернутся. Их раздражали пирующие нувориши, «золотая молодежь», показное богатство. Французские армии одерживали победы, а Конституция 1793 года так и не была введена в действие. К тому же возникла угроза исключения из Конвента тех монтаньяров, которые более всего ассоциировались с политикой Робеспьера, – бывших членов Комитета общественного спасения Барера, Бийо-Варенна и Колло д’Эрбуа, а также одного из самых влиятельных бывших членов Комитета общей безопасности – Марка-Гийома Вадье. Конвент создал специальную комиссию для рассмотрения предъявленных им обвинений, которая 12 вантоза III года (2 марта 1795 года) признала их виновными. В результате четыре депутата были отданы под суд.

Покупать хлеб и другие предметы первой необходимости было все тяжелее. Парижане считали, что урожай 1794 года вполне хорош, а вот недостаток хлеба в булочных и плохое его качество – следствие недальновидной политики отменившего максимум Конвента, его неспособности наладить снабжение, действий скупщиков и спекулянтов. Доходило до того, что во всем этом видели преднамеренные действия контрреволюционеров, вынуждающие народ поддержать противников Республики. В начале марта санкюлоты пытались донести свои требования до депутатов; на улицах говорили, что им надо бы напомнить слова из Евангелия: «Если вы настоящие представители народа, скажите, чтобы камни сии сделались хлебами».

12 жерминаля III года (1 апреля 1795 года) санкюлоты перешли в наступление. Выступая перед Конвентом, делегация одной из парижских секций обрисовала картину того, что Конвент еще не сделал:

Получалось, что не сделано или не завершено практически ничего. Атака была поддержана монтаньярами, заявившими, что правительство финансирует «золотую молодежь», а «правительственные комитеты, организовав голод, совершают контрреволюцию». «Я заявляю всей Франции, что вы тираны!» – бросил в лицо депутатам один из них.

За снабжение Парижа в Комитете общественного спасения отвечал в то время Франсуа-Антуан Буасси д’Англа. Адвокат, протестант, член Института[3], депутат от третьего сословия в Генеральных штатах, Буасси сначала был роялистом, потом восхвалял Конституцию 1791 года, а два года спустя льстил Робеспьеру. Работа его была столь неэффективна, что народ наградил его прозвищем «Буасси-голод» и подозревал в симпатиях к монархии. Впоследствии он сделает блестящую карьеру: при Наполеоне станет членом Трибуната и Сената, графом Империи, при Реставрации – пэром Франции. Иными словами, это был либерал, сформировавшийся при Старом порядке, человек Равнины при Конвенте, сумевший пригодиться всем политическим режимам реалист и конформист. Его политическая эволюция весьма характерна для термидорианцев: с начала Революции и до диктатуры монтаньяров «справа налево», а затем – «слева направо».

Поднявшись на трибуну, Буасси попытался доказать, что термидорианцы поставляют продовольствие в города куда лучше предшественников, однако договорить ему не дали: санкюлоты ряда парижских секций ворвались в зал заседаний Национального Конвента и потребовали наладить снабжение столицы хлебом, освободить из тюрем «патриотов» и ввести в действие Конституцию 1793 года.

Санкюлоты действовали по привычной схеме. «Вы видите перед собой людей 14 июля, 10 августа, а также 31 мая!» – заявил один из них, не сомневаясь, что и новое восстание будет успешным. Однако нерешительность монтаньяров дала возможность большинству Конвента обратиться за помощью к богатым секциям, которые подавили мятеж при поддержке «золотой молодежи» и небольшого количества военных под командованием Жана-Шарля Пишегрю. Выходец из крестьянской семьи, участник Войны за независимость США, он получил хорошее военное образование, дослужился до дивизионного генерала, одерживал победы во главе армий, считался завоевателем Голландии. Человек, на многое готовый ради удовлетворения своих амбиций, Пишегрю был известным боевым генералом, пользующимся в войсках популярностью.

Еще не оправившись от пережитого страха, Конвент проголосовал за депортацию в Гвиану бывших членов «великих комитетов» – Барера, Бийо-Варенна, Колло д’Эрбуа и Вадье – и за арест восьми монтаньяров. Несколько тысяч санкюлотов были разоружены, однако это лишь убедило недовольных, что мятеж нужно лучше готовить.

Прошло полтора месяца, и 1 прериаля (20 мая) восточные секции и предместья восстали вновь. На сей раз мятеж был значительно лучше организован. В выпущенной рано утром прокламации перечислялись претензии восставших: они требовали хлеба, роспуска временного революционного правительства, введения в действие Конституции 1793 года, замены и ареста всех членов правительственных комитетов как «виновных в оскорблении нации», освобождения из тюрем всех граждан, требовавших хлеба, созыва в течение 25 дней первичных собраний для избрания депутатов нового Законодательного корпуса и передачи Конвентом власти избранным законодателям к середине июля 1795 года. Основным лозунгом восстания стали слова: «Хлеба и демократической Конституции 1793 года!»