Тем не менее никакого единого органа для руководства восстанием мятежники создать так и не смогли. Их сил хватило лишь на то, чтобы захватить Конвент, убить одного из депутатов, пытавшихся остановить толпу, и насадить его голову на пику. Среди восставших было много женщин, обвинявших мужчин в трусости и призывавших их к более энергичным действиям. Высказывались всё новые и новые требования: арестовать эмигрантов, освободить «патриотов», вернуть исключенных депутатов-монтаньяров, создать в Париже орган городского самоуправления, провести обыски в домах, чтобы изъять спрятанное продовольствие, арестовать часть депутатов. Слышались крики «Да здравствует Гора! Да здравствуют якобинцы!» и оскорбления в адрес других депутатов.

О поддержке этих требований заявили и монтаньяры. Они предложили освободить тех арестованных со времен 9 термидора, против кого не было выдвинуто обвинений, вернуть оружие санкюлотам, выпустить депутатов, арестованных после 12 жерминаля, немедленно начать искать по домам муку, отозвать депутатов из миссий, потребовать отчета у правительственных комитетов и полностью их обновить, наложить арест на бумаги Комитета общей безопасности, отменить смертную казнь для всех, кроме эмигрантов и фальшивомонетчиков, арестовать журналистов, «отравляющих общественное мнение». Большинство из этих мер сразу же было одобрено Конвентом. Также монтаньярам показалось разумным не ограничиваться только Парижем, а «воззвать к угнетенным патриотам», разослав соответствующие обращения по департаментам и армиям.

Но и депутаты Конвента извлекли уроки из предыдущего восстания: пока толпа выкрикивала лозунги, а монтаньяры голосовали за декреты, власть успела организовать отпор. Восставшие были изгнаны из зала заседаний при помощи армии и жителей богатых западных секций, а предпринятая ими 2 прериаля еще одна попытка ворваться в Конвент и добиться своего уже не удалась.

Прериаль произвел на современников неизгладимое впечатление. «Вместо упорядоченной и смышленой толпы перед нашими глазами предстала жалкая картина воистину народной оргии», – не без грусти писал впоследствии один из монтаньяров. И это неудивительно. Среди прочего восстание показало, что, как и в сентябре 1793 года, народ и депутаты говорят на разных языках. Даже когда монтаньярам казалось, что они воплощают в жизнь требования мятежников, те не давали им говорить, крича: «Мы этого не хотим! Нам немедленно нужен хлеб! Уходите все прочь, мы сами создадим Конвент!»

Репрессии оказались куда более жесткими, чем за полтора месяца до того: были вынесены 36 смертных приговоров (включая 6 приговоров депутатам-монтаньярам) и 11 приговоров к депортации в колонии, окончательно разоружены предместья, реорганизована Национальная гвардия – с исключением из нее самых бедных.

Несмотря на постоянные контрреволюционные мятежи, к моменту падения диктатуры монтаньяров перспективы роялистского движения не были радужными. Надежды противников Революции на успехи антифранцузской коалиции таяли на глазах: после ряда побед на фронтах Республика перешла в наступление. Европейские державы не признавали полномочия принцев и вели свою игру, не спеша поддерживать восстановление монархии во Франции.

К тому же роялисты оказались лишены законного лидера: революционеры не выпускали из рук Людовика XVII. С начала июля 1793 года Луи-Шарль был разлучен с матерью и заточен в отдельном помещении: власти были чрезвычайно обеспокоены многочисленными заговорами, целью которых было освобождение мальчика из тюрьмы. Коммуна Парижа определила ему в воспитатели сапожника Антуана Симона, который должен был научить юного короля ненавидеть монархию и быть правильным якобинцем. Ходили слухи о том, что интерес к ребенку проявляли и Дантон, и Робеспьер, и те депутаты Конвента, которые участвовали в тайных переговорах о мире с державами антифранцузской коалиции. О судьбе родственников мальчик ничего не знал. Между тем, после того как на эшафот взошла Мария-Антуанетта, Елизавету Французскую – «сестру тирана», как тогда ее называли, – вначале планировали депортировать, но затем также отдали под суд Революционного трибунала и казнили 10 мая 1794 года.

Сразу же после Термидора Луи-Шарля посетил Баррас: малолетний король был слишком важным политическим козырем, чтобы им пренебречь. Подавив два народных восстания и избавившись от части монтаньяров, Конвент ликвидировал угрозу «слева». Однако не меньшую, если не большую, опасность для него представляла угроза «справа». Кроме конституционных монархистов и роялистов, не смирившихся с провозглашением Республики, за реставрацию монархии начали выступать и те, кто видел в возвращении королевской власти залог прекращения непрерывных пертурбаций, войн, голода, экономического кризиса. Эти люди стремились к смене режима не столько из-за политических убеждений, сколько из-за разочарования в Революции. Малолетство Людовика XVII, оставшегося без родителей, создавало множество возможностей, в том числе и для организации регентства из тех политиков, кто был готов гарантировать отказ от возврата к Старому порядку и сохранение части завоеваний Революции.

Однако 9 июня 1795 года с трибуны Конвента было объявлено, что Луи Капет, как официально называли мальчика, накануне скончался.

Эта смерть показалась современникам очень подозрительной. С одной стороны, она ставила крест на планах мирного перехода власти, с другой – решала множество проблем. В частности, и Австрия, и Испания в ходе мирных переговоров требовали передачи им детей Людовика XVI, ходили слухи о том, что мир с вандейскими генералами был заключен лишь с тем условием, что Людовика XVII освободят. Наконец, и странно составленное свидетельство о смерти, и резкие перемены во внешности и поведении мальчика в последний год заключения, и внезапная гибель нескольких лечивших его врачей вызывали подозрения, что ребенок в Тампле был подменен. Неслучайно впоследствии появится несколько десятков самозванцев, выдающих себя за спасшегося из рук тюремщиков Людовика XVII, а права одного из них даже будут в XIX веке признаны правительством Нидерландов.

Не прошло и двух лет с момента создания Первой антифранцузской коалиции, как стало понятно, что, несмотря на то что против Франции воевала половина Европы, победить Революцию не удалось. Еще при монтаньярах Республике удалось переломить ситуацию на фронтах. Кампания 1794 года оказалась для коалиции еще более неудачной: союзники потеряли часть германских земель, а также Бельгию и Голландию, где была провозглашена Батавская республика. Перспектива очередного раздела Польши вместе с Российской империей отвлекала от войны Пруссию и Австрию. Коалиция начала разваливаться.

5 апреля 1795 года в Базеле Пруссия подписала с Республикой сепаратный мир; граница между ними прошла по Рейну. Одновременно велись переговоры с Австрией, а премьер-министр Англии Уильям Питт-младший с трудом противостоял намерениям парламента навязать аналогичное соглашение Георгу III. 22 июля в том же Базеле был заключен мир с Испанией: он стал прологом к подписанному 18 августа 1796 года и направленному против Англии Сан-Ильдефонскому договору, по которому Франция и Испания становились союзниками. В ответ Англия согласилась субсидировать Австрию; обе страны по-прежнему оставались движущими силами коалиции.