Фокс взяла в руки окровавленную стрелу и, сплюнув, бросила ее как можно дальше. Она с минуту стояла, расправляя затекшие мышцы, а потом вымыла лицо и руки в тазу с водой, которую принес Пич. Вытерев лицо, она закрыла глаза и потерла виски.

— Мы дадим ему часок поспать, а потом привяжем к седлу. — Потом она вспомнила про золото. — Я соберу монеты, а кто-нибудь пусть приготовит завтрак и сварит кофе.

— Ну ты и сильная женщина, — восхитился Джубал Браун. — Мне иногда хочется послушать о твоих подвигах.

— А мне хочется выпить кофе. И надеть чистую рубашку.

— Такая повязка подойдет? — спросил Ханратти.

— По-моему, подойдет. Вам двоим нужна помощь, чтобы поймать лошадей?

— Да они недалеко разбежались. Ты уверена, что не хочешь вернуться в Карсон-Сити? Я бы не возражал составить тебе компанию на обратном пути.

— Уверена. Займись лошадьми.

На сей раз монеты не были разбросаны, а лежали кучкой возле мешка. Фокс высыпала их обратно в мешок. Она вдруг подумала об отце Таннера. Что-то в его истории не сходилось. Мэтью Таннер не был похож на человека, который не оправдывал ожиданий. Он был сильным, честным и благородным человеком, преданным делу, отдававшим людям больше, чем должен был. Если его отец в нем разочаровался, то в этом была его вина, а не Таннера. Если бы ей пришлось встретиться с отцом Таннера, она бы высказала ему все, что о нем думает.

Через час мужчины взгромоздили Таннера, пребывавшего в полубессознательном состоянии, на лошадь, привязали его к седлу и с помощью повязки укрепили его руку как можно плотнее к груди.

— Отлично. А теперь в путь.

Фокс взяла связку мулов и поехала на своем мустанге впереди процессии, направляясь к следующему ориентиру — долине, дорога к которой лежала мимо огромных глыб застывшей лавы, выброшенной некогда древним вулканом.

Только когда они остановились на полпути, чтобы поесть, она позволила себе подумать о том, насколько близко Таннер был от смерти, и тут ее пробила дрожь.

Несколько дней Таннер постоянно был под воздействием опиума и плохо соображал. К тому времени, когда Пич перестал насильно поить его опиумной настойкой, они пересекли трудный скалистый горный хребет и начали спускаться с высоты.

За ужином Таннеру удалось вспомнить, как днем им пришлось обойти два оползня и как недовольна была Фокс потерей времени. Предыдущие дни он вообще не помнил.

— Больше никакого опиума, — заявил он, отводя руку Пича. Все подняли головы от своих тарелок и посмотрели на него с интересом. — Золото цело?

— Оно в такой же безопасности, как младенец на груди матери, — уверил его Браун.

— Вы пропустили кое-что забавное, когда два дня назад мы остановились в одном поселке, — заметил Ханратти. — Задень до нашего приезда парочка индейцев-ютов сняла скальпы с нескольких жителей.

Пич недовольно нахмурился и сразу же переменил тему:

— К северу от поселка бил горячий ключ. В этих краях вообще много горячих ключей.

— Мы подумывали о том, не сбросить ли тебя в этот ключ, — улыбнулась Фокс.

Таннер понял, что все почувствовали облегчение от того, что он наконец пришел в себя. Он, несомненно, доставил им много хлопот, особенно Фокс.

Он внимательно на нее посмотрел. Даже в лучах заходящего солнца она выглядела усталой. Между бровей залегли складки, а глаза казались серыми. Но для него она все равно была красивее всех на свете.

— Ты спасла мне жизнь.

Его замечание смутило ее, и чтобы скрыть смущение, она сделала вид, что недовольна комплиментом. Он уже понял, что ей не так-то часто делали комплименты и она не знала, как на них реагировать.

— Тебя лихорадило несколько дней. Своим выздоровлением ты обязан Пичу. Он тебя выхаживал.

Спасибо. — Его благодарность была предназначена Пичу, но смотрел он на Фокс. Вечер был прохладным, и она, накинув пончо, сидела близко к огню. Он знал, какие сокровища скрываются под этим пончо. Знал о нежности, которую она стеснялась показывать. Перед тем как потерять сознание, был момент, когда он заглянул ей в глаза и увидел в них такую нежность, какую он, возможно, больше никогда не увидит. Эта мысль привела его в уныние.

— Как ты думаешь, ты достаточно окреп, чтобы совершить небольшую прогулку?

Таннер понял, что выглядит не слишком бодрым.

— Да. — На самом деле он был без сил, но ничто на свете не заставило бы его в этом признаться.

Когда они отошли от костра, он прижал к себе ее руку и спросил:

— Сколько дней?

— Почти неделя. Как твоя рука?

— Болит.

— Ты потерял много крови. И у тебя была такая высокая температура, что мы все испугались.

К нему стали возвращаться обрывки воспоминаний.

— Ты вела мою лошадь.

— Мы вели ее по очереди.

Она так ловко повернула его обратно, что он заметил это, только когда увидел костер.

— Что-нибудь за это время произошло такое, что мне следует знать?

Фокс опустила голову, и Таннер заподозрил, что она нахмурилась.

— В общем и целом все прошло гладко. — Но…

— В тех краях, которые мы миновали, было много небольших поселений. В большинстве из них жили мормоны, но в одном оказался салун. И у Брауна произошла стычка.

Таннер остановился и заставил ее поднять голову.

— И что?

— Он напился, — она пожала плечами, — и, по всей видимости, затеял драку из-за какой-то женщины в салуне. Нам предложили, мягко выражаясь, немедленно покинуть поселок.

— Я с ним поговорю.

— С ним уже поговорили, — ответила Фокс таким тоном, что Таннер все понял.

— А как себя чувствует Пич?

— Я думаю, немного лучше.

Ее тон снова говорил сам за себя, и Таннер понял, что она выдает желаемое за действительное. Это его не удивило: Пич выглядел усталым, поникшим, и глаза смотрели невесело.

Фокс сплела пальцы с пальцами его здоровой руки и подняла на него взгляд.

— Я скучала по тебе.

— Если человек в бессознательном состоянии может скучать, то я тоже скучал. — Больше всего на свете ему сейчас хотелось ее поцеловать. Опуститься на весеннюю траву, обнять ее и заснуть без всяких снов. Сказать ей, какая она удивительная, что его восхищает ее мужество, что он не встречал такой женщины, как она, и, наверное, никогда не встретит.

Позже, уже лежа в спальном мешке и глядя в необъятное звездное небо, он вспоминал о всем том, чем он обязан своему отцу. Своим воспитанием, образованием, привилегированной жизнью, благосостоянием. С тех пор как он себя помнил, он принимал только те решения, которые одобрял его отец, имевший лишь один-единственный недостаток — было невозможно добиться его одобрения. Что бы Таннер ни делал, отец никогда не был доволен. Сколько еще попыток должен сделать любящий сын? Сколько еще потребуется времени, чтобы расплатиться с долгом? Сможет ли он когда-либо сделать собственный выбор, не задумываясь над тем, одобрит ли его отец?