Предложение было столь очевидно разумным, что Таубе тут же утвердил его, закончив на этом совет. Оставшееся до засады время каждый занимался своим делом. Лошади и ослы отряда были помещены в лагерь. Их накормили трофейным фуражом из склада, и напоили водой из родника. К завалу был выставлен часовой. Опытный в военных делах Лыков достал из вьюков батальонный хирургический набор и принялся перевязывать раненых. Таубе, Даур-Гирей и Ильин разбирали обширный архив, обнаруженный в русской избе. Видимо, тут проживал сам Лемтюжников. Переписка велась на арабском и турецком языках. Офицеры быстро просматривали бумаги и укладывали их в суконный чемодан. Барон больше наблюдал за подозреваемыми – не попытаются ли чего спрятать – нежели вникал в содержание бумаг.

Внезапно с улицы раздался крик:

– Сюда! Все сюда!

Алексей отложил пакет с корпией и выбежал на двор. Урядник Недайборщ стоял, ошалелый, возле родника, и показывал на валявшиеся вокруг туши животных.

– Видите?

Все лошади и ослы были мертвы.

Алексей не успел даже осознать случившееся, как из-за ограды послышался отдалённый выстрел. Коллежский асессор схватил винтовку и побежал к воротам; остальные последовали его примеру. Взобравшись на стену, они увидели, как в лощину кубарем спускается их часовой, поставленный около завала. Лыков тут же взял тропу на прицел. Часовой бежал что было сил, поминутно оглядываясь. Когда до спасительного укрытия ему оставалось тридцать саженей, на тропе появились абреки. Алексей немедленно открыл по ним убийственный огонь. Потеряв одного человека, разбойники смешались и отступили за камни. Казак воспользовался этим и благополучно проскочил в ворота укрепления.

– Что случилось? – подбежал к нему встревоженный Таубе.

– Так что, ваше высокоблагородие, они возвернулись! – доложил часовой, вытирая пот рукавом. – Цельная колонна подошла, верховые.

– Чёрт, Лемтюжников снял засаду раньше, чем мы предполагали! – ругнулся подполковник. – Плохо. Ты догадался их пересчитать?

– Так точно, ваше высокоблагородие. Двадцать три человека.

– Так много? Откуда? Ты, братец, может быть, выдумываешь? Задал стрекача, а сейчас врёшь с перепугу?

– Напрасно изволите так говорить, ваше высокоблагородие, – обиделся казак. – Я службу знаю, хоть у урядника спросите. Было двадцать три. Головного я сшиб. Ещё одного их высокоблагородие господин Лыков порешили, когда мой бег прикрывали.

– Двадцать один. А нас – на девять меньше. Мы в окружении, в незнакомой местности, без лошадей и с двумя ранеными на руках… Слезай, приехали!

Укрепление было в осаде. Абреки блокировали единственную тропу и расставили стрелков по всему периметру котловины. Время от времени с их стороны звучал выстрел, и пуля летела через двор. Однако положение обороняющихся было вполне безопасное: каменная стена хорошо их прикрывала. За весь день никто не был задет: разбойники только зря переводили огнеприпасы. Наши отвечали экономно. Наконец, Лыкову это надоело. Он засел с винтовкой у бойницы и стал выслеживать стрелков. Вскоре обнаружил двоих. Пуля, выпущенная из «берданы» №2, пробивает дюймовую доску с расстояния в четыре тысячи шагов… В три заряда Алексей расправился с абреками, после чего обстрел лагеря тут же прекратился.

В рубленой избе устроили лазарет. Положение обоих раненых было – средней тяжести. Чем быстрее будет доставлен врачебный уход, тем больше шансов, что люди выживут. А в осаде остатки отряда могут просидеть две недели, пока Бонч Осмоловский не забеспокоится и не вышлет подмогу. И ещё пять дней этой подмоге на то, чтобы добраться досюда! Необходимо было придумывать, как самим выбираться из ловушки. Да ещё имея внутри предателя… Понятно ведь, что конский состав был отравлен кем-то из своих. И куда теперь уйдёшь без лошадей? До Гуниба – сто с лишним вёрст по горным тропам. Можно, конечно, вернуться в аул Кхиндакх и купить живой инвентарь там. Но для этого требуется сначала прорвать кольцо абреков.

Таубе провёл совещание с Лыковым и Недайборщом, демонстративно игнорируя обоих офицеров. Подозрение, казалось, объединило двух недавних врагов. Они теперь держались вместе, говорили преимущественно друг с другом и старались быть всегда на виду. Даже выражение лиц сделалось у капитана и у ротмистра одинаковым – бесстрастно-угрюмым. Казаки обходили Ильина и Даур-Гирея, как прокажённых; оружие у обоих отобрали.

– Надо послать охотника к Бонч Осмоловскому, – сказал Таубе Лыкову и уряднику.

– Двух охотников, – поправил его Алексей.

– Людей итак мало, – возразил барон.

– Надо двоих, – поддержал сыщика Недайборщ. – Дело такое… Один может не дойти.

– Хорошо, – согласился Таубе, – пошлём двоих. Как, по-вашему, им лучше прорываться?

– Полагаю, ваше высокоблагородие, – рассудительно сказал урядник, – что обратно к перевалу их не пустят. Надоть идтить в другую сторону. Через Богосский хребет ведь два перевала?

– Молодец, Недайборщ – сразу уловил его мысль Таубе. – Правильно думаешь. Охотники пойдут туда, где их на ждут – не на восток, а на запад. Обогнут волшебную гору и по Цунтинскому перевалу вернутся обратно к Аварскому Койсу. Строй казаков.

Подполковник встал перед куцей шеренгой уцелевших терцев и сказал им:

– Надо, ребята, к своим пробиваться, донесение передать. Дело опасное, не хочу приказывать. Есть ли промеж вас охотники?

Тут же вперёд вышел казак Панченков, человек опытный и решительный.

– Мелентий, – сказал Алексей своему денщику, – и ты ступай. Силушка твоя может пригодиться.

– Точно, – одобрили казаки, – сия мысля справная! Эй, махонький! колокольне деверь! выходи из строю.

– А и то, – крякнул Лавочкин, – где наша не пропадала? Решаюсь!

Охотники долго внимательно рассматривали западный край котловины в подполковничий бинокль – искали удобное место для прорыва. Там, где белел ледник в форме подковы, обнаружили неприметную канавку. Алексей отдал Панченкову свои поршни на железных шипах – сподручнее лезть ночью по глетчеру.

Мелентий тепло простился с Лыковым, охотники курнули напоследок с товарищами и, дождавшись темноты, ушли. Таубе снабдил их запиской к Бонч Осмоловскому и суммой для покупки двух лошадей. До полуночи люди прислушивались и вглядывались в ночь, но было тихо. Охотники либо проскочили, либо нарвались на кинжалы и погибли без стрельбы.

В полночь Таубе вызвал к себе урядника и впервые обратился к нему по имени-отчеству:

– Вот что, Василий Полуектович! Остаёшься здесь за главного. У тебя четыре ружья и хорошая позиция – продержись, пожалуйста!

– Отчего не продержаться? Смогём. А вы-то куда? И что мне с энтими делать?

И кивнул на безоружных офицеров.

– Они уйдут с нами, со мной и Лыковым. Будем ловить Лемтюжникова.