желаем! – рыжий развел руки широко в стороны и обезоруживающе улыбнулся, – Для этого нужна ты. Твоих сил, подпитанных силой браслета и кулона, достанет, чтобы изменить издревле заведенный порядок, достанет, чтобы научить планету, природу, существовать без пауков, и пауки станут людьми. Ну, а мы… – он немного увлекся и, уже не думая о том, что раскрывать все карты сразу – признак плохого игрока, глубоко вздохнул от предвкушения, – А мы станем во главе этой армии и, наконец, докажем миру, который отвернулся от нас, на что мы можем быть способны.

– Детские обиды… – Татьяна, не веря себе, покачала головой, – Из-за детских обид ты хочешь перевернуть, переделать мир и подчинить его себе? Небо и земля! Чеслав, тебе ведь не шесть лет, ты взрослый человек, ты… ты более, чем взрослый! И в любом случае, даже если этот твой странный план и чрезвычайно гениален, он не выполним – я не умею создавать миры. Даже если сила отца оставила во мне какой-то отголосок, это не значит, что мне хватит знаний! Я могу только… – она вдруг замолчала, начиная что-то сознавать. Оборотень, внимательно наблюдающий за ней, довольно улыбнулся.

– Начинаешь соображать, как я вижу. Да, Татьяна, ты попала сюда, в этот замок, в другую страну, но всегда с легкостью была способна понимать всех, живущих здесь людей, была способна говорить с ними, и в этом в самом деле есть отголосок силы мастера. Ты создала свою реальность в давно отстроенном замке, придумала, нарисовала ее такой, какой хотела видеть. Ты пришла из ниоткуда и была понята, была принята… Будь на твоем месте кто-то другой, полагаю, граф де Нормонд просто разорвал бы пришельца в клочки, но не тебя. Забавная вещь эти миры, все эти материи… – он запрокинул голову, задумчиво изучая потолок, – Чтобы сбылись твои фантазии, был нарушен ход событий не только здесь, но и намного раньше, в другое время. Это великая сила, Татьяна, сила, которая досталась тебе по недоразумению… У твоего отца эта способность выражена не так явно. Ему, чтобы создать мир, пришлось изменять прошлое сознательно, пришлось думать обо всем об этом, но, тем не менее, он сумел создать его за несколько дней. Хотя более глубокое прошлое, конечно, осталось для него недосягаемо… У тебя ушло несколько лет, но ты сумела изменить даже мои планы на графа Виктора, буквально подтолкнув меня к тому, чтобы он остался жив! Изначально я не хотел обращать его, я думал, что его смерть порадует Рене. Но снова вмешалась ты… Ты очень сильна, Татьяна, очень! И эту твою силу я надеюсь полностью истощить, забрав ее себе.

– Этого не может быть… – девушка, чей мир вдруг оказался не более, чем иллюзией, у которой просто голова закружилась от известий, медленно покрутила последней, как-то рефлекторно прижимая к себе кошку. Все рушилось и все одновременно вставало на свои места – и ее неожиданное, удивившее некогда ее саму, желание остаться в замке, и ее встреча с Винсентом, который оказался ни кем-нибудь, а именно львом, большой кошкой, к которым она всегда питала слабость, и кошка-защитница на ее руках, и любимый муж Эрик, и даже отец-маг – все это становилось ясно, как божий день и пугало ее до полубезумия. Среди миров, среди «материй», как выразился Чеслав и в самом деле не мудрено было запутаться, ее сил не хватало, чтобы охватить всю огромную цепь событий, приведшую ее сюда, цепь событий, созданных ею неосознанно.

– Но… но папа… – она неуверенно сглотнула, силясь сформулировать мысль, – Он умеет создавать миры, ты… ты мог просить его…

– Для того, чтобы создать тот мир, который мне нужен, нужна сила бо́льшая, чем у Антуана, – оборотень негромко вздохнул, – Вижу, ты не понимаешь… Попробую объяснить. Твой отец, Татьяна – невероятно сильный маг, у него огромное количество возможностей и способностей. Но сила его рассеивается меж ними, стремясь наполнить каждый «сосуд», стремясь совершить все и сразу… Ты же не умеешь ровным счетом ничего, кроме того, о чем я сказал, и твоя сила вся уходит только на это. Здесь ты способнее отца, хотя в остальном – ты слабая девчонка, с которой можно справиться одним щелчком. Ну, что же… – оборотень неожиданно потер висок и глубоко вздохнул, – Думаю, я сказал уже достаточно. Теперь дело за тобой – думай, Татьяна, думай, как помочь нам и как выполнить мое желание. По большому счету мне не надо от тебя многого… я хочу лишь, чтобы силу свою ты отдала мне. Идем, Ан, – он кивнул молчаливо ожидающему этого мига ворасу на дверь и, подавая пример, сам проследовал к ней.

Анхель, окинув Татьяну долгим взглядом, поспешил следом и, прикрыв за собою створку, прислонился к ней, с интересом склоняя голову набок.

– И ты думаешь, теперь она сделает то, что следует? Ты заморочил ей голову сильно, Чес, но ведь главного так и не сказал…

– О чем? – оборотень, обернувшись через плечо, широко улыбнулся, – О том, что браслет и кулон уже давно вытянули из нее силу, и мне теперь нужно лишь забрать созданные мною украшения? То, что очень многое происходило и происходит сейчас уже не по ее воле, и она в самом деле стала просто пешкой? Брось, Ан, девочка итак уже загружена информацией, зачем путать ее еще больше? Сейчас она боится… – он провел языком по верхнему ряду зубов и раздул ноздри, словно хищник, почуявший кровь, – Пусть испугается хорошенько. И тогда я преподнесу ей подарок – скажу, что чтобы избежать последствий своей силы, довольно лишь отдать мне предметы. И тогда мир, ее личный мир, останется нетронут, он будет таким, как ей хочется… Если мы, конечно, позволим это.

– Ты жесток, – ворас ухмыльнулся, скрещивая руки на груди, – И чертовски хитер, мой друг… Не знаю, чтобы я делал без тебя, я все же более прямолинеен.

– Да, иногда следует действовать хитростью, – Чеслав внезапно поморщился, – Если, конечно, не имеешь дело с Антуаном. Я до сих пор не могу поверить, что мою подсказку создать другой мир он использовал в своих личных целях!..

***

Винсент отодвинул нависающую над несуществующей тропой еловую ветку и, вздохнув, посторонился, пропуская своих друзей. Он опять был предводителем, он вел их вперед, и в его обязанности входило не только указывать путь, но и делать его более или менее приемлемым для спутников. Обязанности эти хранителю памяти не нравились, но выбора ему, в общем-то, не оставляли – путь к заброшенному поместью Мактиере знал только он.