– Привет. Проходи, – она шагает назад, пропуская гостя.

Парень входит прихожую и слегка прикрывает дверь за собой, всем видом показывая, что не собирается задерживаться.

– Давай только быстро, – выпаливает он устало.

– Лекс…

– Не зови меня так.

– Леш, – исправляется Аня, – я не понимаю…

– Ну что же ты такая тугая, Строганова? – брезгливо проговаривает парень и проводит пятерней по густым волосам пшеничного цвета. Его серые глаза полны пренебрежения, а губы, которые Аня так сильно любила целовать, искривлены гримасой раздражения. – Что тут непонятного? Я тебя не люблю, не любил и не буду. Ты сама придумала эту тупую игру в секс без обязательств, но и она мне надоела, понятно? Я рассчитывал, что ты сама догадаешься, что ничего не изменится, но раз уж мозгов даже на это не хватает, то говорю тебе еще раз. Все кончено. Забудь и выброси.

Аня стоит прямо, сжимая руки в кулаки и глотая слезы. Она готовилась к чему-то подобному, но все равно оказалась не готова. Больно. Адски. Страшно и стремительно рушатся мечты, но только на пустом месте можно построить что-то новое. Главное теперь очистить площадку от обломков.

– Спасибо. Можешь идти, – говорит Аня, глубоко вдыхая и чувствуя, как дрожит все внутри.

Леша, коротко кивнув, недовольно отводит взгляд и покидает квартиру. Вот и все. Теперь точка поставлена окончательно.

***

Мор стоит у двери и все никак не решается нажать на кнопку звонка. Но он должен. Не спал всю ночь, но сделал выбор, и этот только первый шаг. Нет никакой гарантии, что все сработает, но попробовать стоит. Ради нее.

Перезвон колокольчиков слышится по ту сторону, а через секунду дверь открывается.

– Снова пришел бить меня, – усмехаясь спрашивает Дима.

– Нет. Поговорить.

– Ну надо же. Тогда проходи.

Парни усаживаются друг напротив друга, складывая руки на кухонном столе. Оба сосредоточены и напряжены. Им предстоит трудный разговор, но, кажется, они к нему готовы.

– Она нужна мне, – начинает Мор.

– Пришел попросить моего благословения? – Зимин немного придуривается, как обычно, но это только оболочка.

– Решил, что ты должен знать, – Мор сдержан и холоден, пока еще…

– Очень благородно. С чего ты так резко изменил свое решение?

– Не твое дело.

Атмосфера накаляется. Эти двое никогда не соперничали. Не было необходимости, но теперь…

– Сань, я не могу просто отойти в сторону, – начинает Зимин.

По Диме видно, что эта ситуация некомфортна и для него. Все это затевалось действительно для того, чтобы взбодрить и растормошить Мора, и, кажется, это удалось, но… Настя все изменила. Узнав ее ближе, Димка начал в самом деле испытывать к ней что-то. Возможно, это не то же самое что и у Саши, но симпатия слишком велика, чтобы просто взять и отказаться от нее.

– Я и не прошу, – Саша глядит на собеседника со всей серьезностью. – Выбор должен быть ее.

– Такое чувство, что она его уже сделала, – произносит Дима прищуриваясь.

Он слишком хорошо знает Морева, и как бы тот ни старался, некоторые эмоции он не может скрыть, тем более от Зимина. Мор говорит так, словно это формальность. Он уже уверен, что победил, но хочет вернуть в игру честность и справедливость.

– Я рассказал ей все, – говорит Дима, опуская голову, чтобы не видеть боль в глазах Саши. По честному, так по честному.

– Что ты подразумеваешь под «все»?

– Все, значит, все.

Парни вновь цепляются взглядами. Мор еле сдерживается, чтобы не перевернуть здесь все к чертям. Конечно, он догадывался о ее осведомленности, но чтобы настолько. Он не хочет чувствовать себя жалким котенком, а для Мореевой теперь Саша выглядит именно так.

– Ясно, – Мор поднимается из-за стола.

– Больше ничего не хочешь обсудить? – торопливо проговаривает Зимин.

– Нужно держать ее подальше от Макса и его дружков.

– Это и так ясно, – Дима встает напротив Мора и тяжело вздыхает.

– Кого бы Настя ни выбрала, – Саша протягивает руку, – друзья?

Зимин хлопает его по ладони, а затем крепко сжимает ее.

– Черт! Ну наконец-то! – Дима, не сдержав эмоций, хлопает друга, теперь снова настоящего, без тупых лишних приставок, друга по плечу и смеется.

– Ну-ну, Диночка, успокойся – Мор выдает самое глупое детское прозвище, которым любил дразнить Зимина. – Не так уж долго меня не было. А солнце, оказывается, горячее.

– Конечно! Если целый год сидеть под землей.

Мор, слабо улыбнувшись, покидает квартиру, но перед уходом все-таки вносит ясности в свою последнюю фразу.

– Четыре года, – слышит Зимин перед хлопком двери.

Настя. Мор говорит о ней. Эта девочка и есть причина, по которой он решил выйти наружу.

Зимин садится обратно за стол и тяжело вздыхает.

– Вот дерьмо!

***

– Милая, ты сегодня какая-то странная, – говорит мама фразу, которую я слышу сегодня уже в десятый раз.

– Просто немного устала, – отвечаю, глядя в черный потолок своей гостиной.

Я никак не могла найти себе место, поэтому уже минут сорок лежу в темноте на полу и пытаюсь расслабиться. Мама позвонила очень вовремя, может разговор с ней меня успокоит.

– Ты слишком усердствуешь. Вчера вон, так крепко спала, что не слышала звонков.

Да-да. Пришлось соврать ей, чтобы не заставлять волноваться. Чувствую себя от этого просто ужасно, но другого варианта, как разрулить ситуацию, просто не нашлось.

– Все это так сложно, – имею в виду действительно все.

– О, малышка моя… Будет еще труднее. С каждым разом. Но это не значит, что нужно сдаваться. Чем дольше идешь, тем крепче ноги.

Смеюсь с ее любимой фразы, которая звучит немного нелепо. Есть куча пословиц и фразеологизмов, означающих то же самое, но моя мама выбрала именно эту.

– Вот. И смейся почаще, – тепло произносит она.

– Спасибо, мамуль.

– Не за что. Ой, кажется, отец вернулся. Побегу.

– Ага. Привет ему. Я люблю вас. Пока.

– И мы тебя, кнопочка. Пока.

Раскидываю руки в стороны, услышав короткие гудки, но тут же возвращаю телефон к лицу. Фотки, те самые, что я сделала вчера. Мор их мне все-таки сбросил, и я не могу перестать смотреть. Это какая-то извращенная пытка, но я получаю кайф от призрачной боли. Не могу остановиться, хоть и понимаю, что это уже похоже на сумасшествие.

Рывком поднимаюсь на ноги и включаю небольшую настольную лампу, направляя свет на пол. Вытаскиваю на середину комнаты коробку с красками и другими принадлежностями для рисования и кладу перед собой белый большой холст. Нет. Сегодня никаких портретов. Будет вид. Колесо обозрения, фиолетовое небо и река.