Иоганны вспыхнули огнём.

– Я никуда тебя не отпущу, – пробормотала она в его губы и почувствовала, как он улыбается.

– И хорошо.

Допив цикорий и доев пирог, они стали играть в свою любимую игру, которую придумал Франц, только прибыв в Ноннберг, – игру-фантазию, наполнявшую их сердца сказочной надеждой.

– Давай обсудим наш дом, – мечтательно сказала она, прижавшись к его груди. – Наш маленький фермерский домик в Галтуре, – добавила она, потому что он становился то квартирой в Вене, то виллой в Эйгене, то поместьем неподалёку от Линца. Они не мечтали лишь о Париже – он был слишком священным. – У нас будет сад?

– Думаю, да. – Франц крепче обнял её. – Всегда хотел выращивать розы.

– Розы! Ты думаешь, они растут в горах?

– Почему бы им там не расти? Ну а если нет, построю парник. Так что разведём сразу и розы, и помидоры.

– И по утрам будем купаться в речке, бегущей мимо дома, – добавила Иоганна. Она была в Галтуре, деревне высоко в горах Тироля, лишь однажды, в детстве, но часто вспоминала, как радостно бурлила эта река. – Наверху будет спальня для детей, а внизу для нас.

– Всего одна спальня для всех наших детей?

– Это маленький домик. Уютный.

– Ну ладно. – Когда наступал черёд Франца расцвечивать их мечты сложной вышивкой, он выбирал не простую грубую ткань тирольского домика, а сверкающие нити и тонкую материю роскошной квартиры в Вене или Будапеште, с высокими потолками, зеркальными стенами и деревянными панелями. – А какой будет кухня?

– Там точно будет холодильник, – твёрдо ответила Иоганна. – И всё самое современное. И стол, который ты выстрогаешь сам.

– Что я тебе, столяр?

– Научишься. – В их мечтах всё было возможным. – И научишь нашего сына.

Франц чуть помолчал, обнимая Иоганну.

– Я бы очень этого хотел, – наконец проговорил он, и в его голосе звучали искренность и печаль. – Я бы по-настоящему сильно этого хотел.

Иоганна закрыла глаза, изо всех сил стараясь представить всё это – фермерский домик, стол, детей, спящих в кроватях наверху. Это возможно. Всё это может у них быть.

Зазвонили колокола к вечерне, и Иоганна подпрыгнула.

– Мне пора! – воскликнула она. – Родители будут волноваться.

– Иди. – Франц помог ей надеть пальто. – Быстрее. Постарайся никому не попадаться на глаза.

– Я знаю. – Бродить по улице в одиночку, в темноте, и в лучшие времена было глупо. Она обняла его, он прижал её к себе, а потом подтолкнул к двери.

– Ступай.

Иоганна прошла вдоль монастыря, спустилась вниз, побрела по переулку, стараясь держаться в тени, чтобы никто не увидел её и не заподозрил неладное. Она поспешила по Кайгассе к великолепной Резиденц-платц, залитой лунным светом и почти опустевшей. По Альтер-маркт, где вновь открылись еврейские магазины, но уже под арийскими названиями, а потом к Гетрайдегассе и домой. Она проскользнула в дверь и облегчённо выдохнула. Обошлось.

– Где ты была? – спросила Биргит, когда Иоганна поднялась наверх. Родители уже легли спать, а она сидела за кухонным столом и курила – эта привычка появилась у неё с тех пор, как она примкнула к сопротивлению, и Иоганне казалось, она придаёт Биргит измученный вид.

– У Франца.

– Ты очень долго там торчала.

– Я знаю. – Иоганна заправила выбившуюся из тугого пучка прядь волос и, нахмурившись, посмотрела на сестру. – Что не так? – спросила она, поскольку что-то явно было не так.

Биргит долго не отвечала, её взгляд был пустым и отстранённым. Наконец, вновь затянувшись, она проговорила:

– У Вернера отпуск.

– Это плохо? – Иоганна так и не поняла, какие чувства сестра к нему испытывает. Она знала, что Биргит шпионит за Вернером и передаёт Ингрид крупицы информации, которые ей удаётся добыть, но ещё она знала, или по крайней мере подозревала, что чувства Биргит к Вернеру по-прежнему сильны, пусть он и стал гордым солдатом Первой горнострелковой дивизии и поддерживал Гитлера – или так только казалось Иоганне.

– Да, наверное… – Биргит медленно, тяжело выдохнула, потушила окурок и бросила в блюдце на столе. – Его командир был награждён Рыцарским крестом. По всей видимости, Гитлер очень им гордится. – Она поджала губы. – И он пригласил всю дивизию на приём в Берхтесгаден, вместе с жёнами и невестами.

У Иоганны отвисла челюсть.

– Берхтесгаден… ты имеешь в виду Бергхоф?

Биргит кивнула. Это было убежище Гитлера в горах, всего в тридцати километрах от Зальцбурга и всё же, по счастью, в совсем другом мире.

– Ты встретишься с Гитлером, – недоверчиво пробормотала она, и Биргит смерила её хмурым взглядом.

– Если пойду.

– Конечно же, надо идти! – воскликнула Иоганна. – Только представь, какие это даёт возможности, Биргит! Что ты можешь услышать и рассказать Ингрид! Кто знает, что эти офицеры или даже он сам выболтают в твоём присутствии?

– Ты всерьёз думаешь, что они станут обсуждать военные планы в компании женщин? – с отвращением заметила Биргит. – Ты знаешь, какого мнения Гитлер о нашем поле.

– Тем не менее…

– Не хочу туда идти. – Биргит вздрогнула и вновь потянулась за сигаретами. – Это так же мило, как смертный приговор.

– Всего лишь вечеринка…

– С Гитлером.

Какое-то время Иоганна молчала. Она понимала, что сама не хотела бы туда идти, конечно же не хотела бы.

– Если ты не пойдёшь, будет хуже, – сказала она наконец. – Вернер может что-то заподозрить. Не говоря уже о нашем великом фюрере, – добавила она с горьким сарказмом.

– Мне кажется, он уже что-то заподозрил.

– Каким образом? Его месяцами здесь не бывает. – Первая горнострелковая дивизия дала солдатам отпуск на Рождество, а в следующий раз – летом, перед отправкой на Украину. Оба раза Биргит выбиралась на свидания с Вернером и возвращалась домой раздражённая и взвинченная.

– А когда бывает, я продолжаю задавать ему вопросы, – напомнила Биргит. – Вопросы о том, что он делает, где бывает, куда собирается. Это даже на мой взгляд подозрительно.

– Тогда в этот раз не задавай никаких вопросов. Просто слушай.

Биргит покачала головой, зажгла новую сигарету.

– Не знаю, смогу ли я продолжать этим заниматься. Мне кажется, что я продаю душу.

– Потому что лжёшь Вернеру? – Как ни старалась, Иоганна не смогла скрыть презрения, прозвучавшего в её голосе.

– Я по-прежнему его люблю, ты же знаешь, – тихо сказала Биргит, глубоко затянулась и выдохнула. – Он хороший человек, как бы ты о нём ни думала. Я по-прежнему его люблю.

– Даже при том, что он не знает, чем ты занимаешься? – тихо спросила Иоганна. – Во время своих ночных вылазок?

Биргит бросила на неё призрачный взгляд сквозь пелену сигаретного дыма.

– Лучше об этом не говорить.

– Как ты думаешь, если он узнает, что он сделает, Биргит?

Сестра молча покачала головой.

Иоганна знала, что за последние два