себе Биргит, так что ей пришлось придвинуться поближе. – Я так рад тебя видеть, энгель. В этом белом платье ты и впрямь похожа на ангела.

– Ой, да оно старое, – ответила Биргит, встряхнув головой, хотя ей потребовалось несколько купонов на ткань и несколько часов за швейной машинкой, чтобы сшить это простое платье из белого ажурного хлопка, с пышными рукавами и зауженной талией. В конце концов, ей хотелось выглядеть достаточно нарядно. Она опустила глаза, увидела, что под ногтями осталась грязь с прошлой ночи, и быстро спрятала руки в складки юбки.

– Я очень рад, – вновь сказал он очень искренне, даже искреннее, чем обычно. Биргит искоса посмотрела на него и отметила, что с прошлой их встречи несколько месяцев назад он сильно похудел. В его чертах появилась какая-то мрачная твердость, которую не могли смягчить лёгкая улыбка и смеющиеся глаза. Только увидев его, Биргит сразу же спросила, как он себя чувствует, а он отмахнулся от вопроса, нетерпеливо дернув плечами, и ничего не сказал.

Биргит следовало попытаться спросить еще раз, но она не могла себя заставить. Было тяжело даже думать о том, чтобы провести день в Бергхофе, в компании Гитлера и бог знает скольких других нацистских офицеров и официальных лиц. Ей казалось, что правда о том, кто она такая, чем она занимается, будет написана на её лице и все сразу это поймут. А информация, которую можно было бы передать коммунистам? Она не могла представить, как ей удастся что-нибудь разузнать. И сейчас, пока они мчались по тропинке, а перед ними вздымались горы и мир казался таким ярким и блестящим, ей просто хотелось наслаждаться минутами, проведёнными с Вернером, или, по крайней мере, попытаться.

– И я рада, – ответила она, сжимая его руку. – Но я бы предпочла провести этот день только с тобой, без других людей.

Тем более таких.

– Неужели ты не хочешь взглянуть на Бергхоф? – Он бросил на неё чуть насмешливый взгляд, но его лицо по-прежнему оставалось суровым, и Биргит показалось, что она уловила в его голосе нехарактерно язвительные нотки. – Немногим удается заглянуть в частную резиденцию фюрера.

– Я знаю. Но если честно, сильно волнуюсь. – Она решила, что будет с Вернером откровенна, насколько возможно; так, подумалось Биргит, паутина лжи станет чуть менее тугой, хотя обманывать его всё равно придётся, и это было противно.

– Да в общем-то и я. Никогда не видел его лично. Даже когда он приезжал в Зальцбург, мы только мельком на него взглянули. Надо было думать о том, как маршировать.

– А теперь ты, может быть, даже с ним поговоришь, – заметила Биргит, с трудом подавляя дрожь. Ей не хотелось говорить с Гитлером; более того, эта мысль наполняла её ужасом и отвращением. Она знала, что многие женщины сходили с ума по фюреру, целовали его фотографию и даже обнажали грудь, когда его кортеж проезжал мимо. Биргит не могла этого понять.

– Скорее всего, он нас и не заметит. В центре его внимания будет генерал Шёрнер, а не мы.

Биргит показалось, что в голосе Вернера прозвучало облегчение. Она-то уж точно его ощутила.

Спустя полчаса они въехали по извилистой дороге в ворота поместья, перед которыми стояли двое охранников-эсэсовцев. Биргит знала, что милый район, куда раньше приезжали отдыхающие, за последние годы был полностью захвачен рейхом, а владельцы гостиниц и домовладельцы вытеснены правительством. Помимо гитлеровского «Орлиного гнезда», здесь располагались дачные резиденции нескольких других высокопоставленных чиновников, в том числе Геббельса и Геринга. Здесь постоянно дежурили патрули охранников СС и стояли зенитные орудия, чтобы обеспечить безопасность всего комплекса. Вернер свернул на дорогу и остановился у ворот, чтобы показать своё удостоверение личности вместе с удостоверением личности Биргит.

Её сердце колотилось, пока охранник обводил их лица тяжёлым, испытующим взглядом, прежде чем повернуться к бумагам.

– Первая горнострелковая дивизия, да? – сказал он, возвращая бумаги, явно довольный. – Летом вы, если не ошибаюсь, на славу потрудились? Захватили Львов?

– Верно, – ответил Вернер. Биргит заметила, как его пальцы впились в руль.

– Я слышал, что эти коммунистические ублюдки там сошли с ума. Повырезали половину населения.

– Только евреев и большевиков, – ответил Вернер, пренебрежительно пожав плечами, но Биргит заметила, что костяшки его пальцев побелели.

– Почти всю работу за вас и сделали. – Охранник рассмеялся и сделал им знак, что можно ехать дальше.

Биргит взглянула на Вернера, пока он вёл машину по переулку к Бергхофу. Огромное шале располагалось на вершине горы, несколько широких террас выходили на заснеженные горы. Она не спросила, что он имел в виду, когда разговаривал с охранником, но Вернер всё равно слегка покачал головой. Они оба молчали, пока ехали к шале, и другой охранник махнул Вернеру рукой, чтобы он припарковался.

Когда Биргит выходила из машины, её ноги тряслись. Она дрожащими руками сняла платок, нервно поправила волосы и надела соломенную шляпку, украшенную веточкой эдельвейса в тон платью. Поскольку эдельвейс был эмблемой горных дивизий, она сочла такое украшение уместным, но когда она взглянула на нескольких других женщин, сопровождавших своих мужей и женихов, весь её наряд показался ей чересчур детским. На них были либо туго подпоясанные жакеты и узкие юбки, либо дирндли, которые, как знала Биргит, Гитлер считал воплощением германской женственности. Биргит хотелось выглядеть невинной, но теперь она боялась, что зашла слишком далеко и в своём ажурном платье производит скорее впечатление девочки-переростка.

– Пойдем, – велел Вернер. Он казался ещё несчастнее, чем раньше, его губы сжались в тонкую линию, а тело напряглось, пока они шли к дому отдыха Гитлера. Предполагалась праздничная атмосфера, но она совершенно не ощущалась.

Приближаясь к входу, Биргит, как ни странно, ощутила любопытство. Это был дом, даже, можно сказать, центр вселенной человека, который подчинил себе почти всю Европу и теперь намеревался подчинить мир. Человека, который распоряжался жизнью и смертью тысяч, если не миллионов, других людей. Который одобрял аресты, пытки и казни невинных. Каким может быть его дом?

Биргит не знала, что ожидала увидеть – по-спартански простое, скудно обставленное помещение или роскошные залы, полные золота и мрамора, но интерьер Бергхофа совместил в себе то и другое, если такое было возможно. Широкая прихожая была заставлена кактусами в керамических горшках с оловянной глазурью; через неё они прошли в большой вестибюль с огромным камином из красного мрамора и мебелью в тевтонском стиле. Всё было обставлено с большим размахом.

Биргит едва успела осмотреть обшитую деревянными панелями столовую и большую библиотеку, увешанную книжными полками,