Извольский был настолько поражен, что даже рот открыл от неожиданности. Он отказался комментировать?! Да его и не спрашивали…

– Он из рук ел, – возбужденно сказал Черяга, – все три дня пузо чесал, Мишка его в стриптиз-бар водил, часы купил, сегодня утром глазки продрал в одиннадцать. Отвези, говорит, на восьмую Парковую, у меня там родственница. Повезли. Он водителя отпустил, говорит, когда надо, вызову, – и вот те на…

В мозгу Извольского вертелась одна мысль: кто?

«Ивеко»?

Слишком быстро. Банк мог узнать о кредите день, два, неделю назад. Тот, кто убил следователя, планировал операцию по крайней мере на месяц вперед. Он сначала сумел возбудить уголовное дело на Украине. Парень приехал в Москву, прошло несколько дней, постановщик сюжета решил, что лучшего времени не подгадать – и следователь был убит. Любой здравомыслящий человек может сообразить, что комбинату это убийство поперек горла, но телевидение – великая сила…

Кто?

Бывшее руководство «Атомэнерго»? Нет, этих на телевидении не любят…

Звонок значительного лица: «Нельзя восстанавливать против себя все силовые структуры». ТОО «Сатурн», три замминистра – финансов и обороны, и одна жена… Американский заказ на уничтожение ракет, сорок миллионов долларов, мелочь с точки зрения оборотных средств, клочок воздуха, который может помочь удержать на плаву Конгарский вертолетный, – но куча денег, если заграбастать их просто так, а КВЗ пустить ко дну… Звонок, который, между прочим, и кончился тем, что Извольский от страха напился, и Ира…

И тут же дикая мысль обожгла Извольского, прогнав все прочие соображения: Ира! Если игра пошла так, что мочат украинских ментов, если историей со лжеэкспортом теперь наверняка займется российская прокуратура, то эти жадные военные козлы точно не пройдут мимо такого свежего кочана.

– Я тебе говорил, что с вертолетчиками не надо связываться? – спросил Извольский.

Что мог сказать Денис?

– Ладно. Поговори со своими людьми в прокуратуре. Военным тоже мало не покажется, если мы их белье выполощем… И еще – срочно отыщи Иру.

Черяга поднял брови.

– А где она?

– Не знаю, – Извольский сорвался на крик, – ясно? Не знаю]_ Дома нет, на кафедре нет – ищи!

«Е-моё, – ужаснулся про себя Черяга, – это что же такое у них вчера было? Если у мужика в постели не встает, это еще никак не повод сбежать от него неизвестно куда… А уж если она сбежала…» Черяге было неприятно додумывать мысль до конца. Из третьих уст он хорошо представлял, каков может быть с женщиной пьяный Извольский.

Спустя двадцать минут после разговора с Извольским Черяга поднялся на пятый этаж одного из однотипных панельных домов, ровными рядами засеявших землю близ кольцевой автодороги. Дверь ему открыла доцент кафедры средневековой истории Люба Семенова, которая, как доложили Черяге, была одной из подружек Иры.

– Добрый вечер, – сказал Денис, – я начальник службы безопасности ахтарского металлургического комбината….

Люба очень удивилась.

– А удостоверение у вас есть? – спросила она.

Черяга молча протянул ей коричневую книжечку.

Люба изучила документ и, тревожно взглянув на Черягу, сказала:

– У меня уже спрашивали про Иру. Говорили – из службы безопасности.

– Кто и когда?

– Два часа назад, когда я уходила с кафедры. Такой здоровый, как шкаф, белокурый, глаза серые…

– Камаз, – тревожно сказал Черяге бывший с ним охранник.

– Что? – не поняла Люба.

– Витя Камаз, бригадир долголаптевский, – процедил сквозь зубы Черяга.

Люба вскрикнула, прикрывая рот рукой.

Черт бы подрал Извольского! Почему его собственная СБ должна узнавать обо всем последней?

В четыре часа вечера Извольский вновь поехал в РАО «Атомэнерго». Договор, подписываемый им, был пятидесятистраничным и трехсторонним, – помимо РАО «Атомэнерго», на нем должна была стоять подпись от РАО «ЕЭС России», десятки пунктов оговаривали взаимные обязательства и штрафные санкции. Извольскому вовсе не хотелось очутиться в ситуации, при которой он выстроит АЭС, а начальство РАО опять сменится и примется ставить ему палки в колеса. И из-за невозможности достать какую-нибудь режимную фигулину размером с зажигалку объект нельзя будет эксплуатировать по соображениям ядерной безопасности. Несмотря на вчерашний звонок, все было тихо, повыкинутые из концерна Парвусы публичных концертов не устраивали. Правда, был звонок руководителя думского комитета, – но депутат на то и рожден, чтобы упражнять глотку…

К пяти в «Атомэнерго» ожидали приезда главы РАО «ЕЭС России», оставался последний час, чтобы повыловить оставшихся в соглашении блох, но Извольский смотрел на текст, на рождение которого он затратил столько нервов, денег и сил, почти отсутствующим взглядом.

Он позвонил Черяге и услышал, что служба безопасности проверила четырех подруг Ирины и что у трех Ирина не появлялась, а четвертой, Верецкой, нет дома.

– Слава, у тебя с собой сколько охраны? – спросил Черяга.

– Двое, второй водитель, а что?

– Ты знаешь, об Ирине Камаз расспрашивал. Мы его накрыли в подъезде подружки Иры, на Большой Бронной, чуть до стволов не дошло.

Камаз?!

Извольский вспомнил белую обшарпанную «Семерку», которая его выпасала. Нет, каков наглец…

Сляб в раздражении захлопнул телефон. Этого еще не хватало, мало ему спецслужб и украинской ментовки, еще и какой-то отморозок нарисовался… О Господи! Ну где же она? Не могла же она уехать из Москвы, у нее ж денег ни хрена нет, или она у подружки заняла и уехала?

Сляб очнулся и увидел, что глава РАО «Атомэнерго» смотрит на него несколько недоуменно, видимо, ожидая ответа на заданный вопрос.

– Извини, ты что-то спросил? – сказал Сляб.

– Третья сторона на час задерживается, – ответил Звонарев, – звонил, велел передать извинения.

Подозрительно поглядел на Извольского и поинтересовался:

– Ты не простыл? Такой холод на улице…

– А? Я? – Извольский вздрогнул. – Какой холод, – брезгливо сказал он, – вот у нас в Ахтарске сейчас холод так холод…

Он внезапно представил себе свой дом в Ахтарске: ровную слепящую гладь снега, далекий лес за разрисованным морозом окном и спальню, освещенную утренним солнцем, стократно умноженным настом. Белая хрустящая постель и на ней – нагая, розовая и желанная Ирина… Извольский потряс головой.

За окном стояла и стыла поздняя ноябрьская Москва, с желтушно-светлого неба лениво слетали снежинки и превращались в хлюпающую кашу под колесами автомобилей, и то, что было вчера ночью… Боже мой! А если она его не простит? А если она вообще никогда его не простит?

– Слушай, к тебе у МВД Казахстана нет претензий? – спросил неожиданно Извольский.