Туристов все это нисколько не отпугивает. Наоборот: нынешний Мадар – замок-отель, и от желающих здесь поселиться нет отбоя в любое время года. Вернуться с бала и улечься спать в кровать под балдахином – мечта любой принцессы. Таков мой аргумент для нежных особ, бледнеющих при слове «привидение».

Все то время, что я исподволь нашептываю обитателям Убежища о прелести и, с талантами нашего Бескова, доступности подобной экскурсии, мне приходится тщательно этого самого Бескова избегать. Громы и молнии настигают меня однажды вечером. Еще мгновение – и я скрылась бы за дверью своей комнаты. От спасения отделяет всего шаг. Но гневный шепот за спиной не позволяет его сделать.

– Попалась, – шипит он, и я чувствую себя несчастной Евой, застигнутой с надкушенным яблоком в руке. – Езус-Мария-Йозеф, Есения, почему? Почему именно Мадар? Почему все вдруг решили, что мы туда едем?

Я медленно оборачиваюсь. Хозяин дома раздражен и, очевидно, готов убивать.

– Так прямо и все? – пищу я в попытке быстро придумать ответ, но блиц-опросы, к несчастью, не мой конек.

– Все. Двадцать-черт-их-дери-человек. С утра мне позвонили несколько родителей. Они, мягко говоря, удивлены. Кое-кто намерен сопровождать своих детей…

– Странно как-то.

Бесков взмахивает рукой, будто пытается уцепиться за нечто неосязаемое.

– Если ты что-нибудь нашла… Если думаешь, что Лист в замке – хотя это, как минимум, неправдоподобно – мы могли бы проверить вдвоем. Я даже не против твоего верного оруженосца Террановы, но… Группа, Есения! Это будет апокалипсис! Смерть всему живому, конец света! – Он выглядит гораздо несчастней, чем это предполагает моя маленькая диверсия. – Ты настолько меня ненавидишь? Может быть, за что-то мстишь?..

– В-вовсе нет! И я не думаю, что Лист где-то в замке. Я просто заметила, что ребятам скучно постоянно торчать в доме, вот и п-предложила… Они ведь ездили в «Эльсбет», и никто не возражал.

– В «Эльсбет» были Тимур и Амина.

– А что им мешает быть в замке Мадар?

Покачнувшись, Бесков выдыхает сквозь стиснутые зубы. Серебристая челка падает ему на глаза. Мне даже хочется его утешить.

– К тому же цены у них очень даже демократичные! – Тут я делаю мысленный реверанс и, скорее всего, получаю мысленное же пожелание провалиться в преисподнюю. – Вы ведь продали что-нибудь из моего наследства?

Бесков явно хочет произнести речь, но вместо этого захлебывается воздухом и бледнеет до синевы.

– Если кто-нибудь из них, – запинается он, – там умрет…

– Если этот шеффен появится там и уйдет незамеченным, Макс… – я намеренно делаю паузу. Пусть отдышится. – То либо его не существует, либо он – это ты.

– Безупречная логика.

– Премного благодарна, – торжественно говорю я и наконец-то захлопываю за собой дверь.

Впрочем, насладиться одиночеством мне сегодня не суждено. Едва я успеваю достать из рюкзака бабушкину фотографию, голос Ольги в коридоре выкликает мое имя.

– Еся! В гостиную, быстрее! Все уже там!

Меня не покидает ощущение, что Бесков готов сделать ответный ход, и, возможно, это именно он. Тем не менее, я выхожу и позволяю Ольге взять меня за руку – после той встречи в спальне Германа она впервые называет меня по имени и впервые куда-то зовет, хотя я даже не думала ни в чем ее обвинять.

– Сейчас все самое нормальное расхватают, – говорит она и тащит меня по лестнице. Можно подумать, я знаю, о каком «нормальном» идет речь. – Лично я не собираюсь изображать из себя ни животное, ни фрукт.

– Животное? Фрукт?..

– Да костюмы же! – поясняет она, и тут я сама все вижу.

Гостиная напоминает костюмерную провинциального театра. Возле длинной стойки вьется стайка девчонок. Под взрывы хохота они снимают с вешалок и отбрасывают в сторону платье за платьем. Ольгины опасения оказались напрасны – все наряды одинаково прекрасны и не заставили бы свою владелицу краснеть на балу у какого-нибудь аристократа. И лишь в одном она оказалась права – выбор катастрофически уменьшается. Девчонки разбредаются по своим комнатам, набрав полные руки. Впору выдавать номерки с ограничением по количеству.

С тяжелым вздохом Ольга подходит к дивану, заваленному отвергнутыми платьями, и роется в них, будто шопоголик в корзине с уцененным товаром.

– Так и знала. Так-и-зна-ла. Либо размер огромный, либо… Вот! – Повернувшись ко мне, она демонстрирует темно-коричневое, с шнуровкой и валиками на плечах одеяние в духе известной отравительницы Госпожи Тофаны.

– А по-моему довольно мило… – говорю я рассеянно.

Из-под груды ярких тканей выглядывает кованый уголок небольшой деревянной коробки, покрытой черным лаком, и она донельзя меня интригует. Интересно, почему ее никто не открыл?..

Я обхватываю ящик руками – он оказывается довольно увесист – опускаю его на пол и сразу же получаю ответ. К потертой крышке приколот квадратик грубой оберточной бумаги с каллиграфической надписью «Esenia».

Ольга шумно дышит у меня над ухом.

– Открывай!

Крышку удерживают два железных замочка, как у старинных чемоданов. Я нажимаю на кнопки, ящик отвечает приглушенным щелчком.

– Как думаешь, что там? – шепчет Ольга.

– Надеюсь, не ядовитый газ. И не голодные летучие мыши, – отвечаю я, смело приподнимая крышку.

Изнутри на нас глядит прорезями для глаз черная сафьяновая полумаска.

Я бережно беру ее в ладони и откладываю в сторону. Внизу оказывается сверток шелковой ткани густо-синего, почти чернильного цвета.

Я расправляю его, и нежная материя с шорохом опускается до самого пола.

– Надень ее.

Видя мое замешательство, неслышно подкравшийся Бесков сам накидывает мантию мне на плечи и подводит меня к зеркалу.

Мантия как мантия, думаю я. Ничего особенного.

– Когда-то она принадлежала Оливеру Сноу. Затем он передал ее Карлу Нойманну, но тот оказался чужд дешевой театральщины и предпочитал выполнять свои обязанности в повседневном виде.

Почтенный возраст одеяния пробуждает во мне нечто вроде уважения. Воображаю лицо студента-воришки, которому в этом самом облачении явился сэр Оливер из Бата. Явился, чтобы приговорить к смерти и тут же привести приговор в исполнение.

– А Рихард Кляйн? Что думал о дешевой театральщине он?

Отражение Бескова за моей спиной таинственно улыбается.

– Как минимум не презирал. Взгляни!

Я перевожу взгляд в направлении его вытянутой руки. Портрет Рихарда Кляйна встречает меня неизменным выражением превосходства на холеном лице. Только сейчас я обращаю внимание на складки темно-синей ткани, драпирующей одежду, и зябко ежусь. Мне кажется, что я примерила костюм мертвеца. Я рассеянно ищу глазами Ольгу, но ее нет. Здесь только мы с Бесковым.