Глаза Регины, черные бездонные дыры, заползли в душу притихшего Михаэля. Не отводя от них застывшего взора, он прошептал странную клятву, связавшую его отныне братскими узами с прекрасной девушкой.

Ведьма, успокоившись, довольно потрепала его по щеке:

– Вот так. Вот так… Держись данного слова!

С того дня Люстиг стал верным слугой и защитником расцветающей на глазах Маленькой Птички. Он не замечал, как за его спиной горят волчьей злобой глаза Хассо, не простившего молочному брату измены и кровной обиды. Сын Регины надеялся перебраться в замок, но так и не получил приглашения.

Пропасть, что пролегла меж братьями, разрасталась с каждым днем, постепенно став непреодолимой.

Кристина, затаив дыхание, открыла дверь заветной мастерской.

Как давно она не была в городе! Как давно не видела Якова. Здесь ли он или покинул Марцелль, отправившись за легким хлебом во Фрайбург или еще дальше – в ганзейский Гессен?

– Яков! – осторожно окликнула полутьму внутри ремесленной лавки. – Ты здесь?

Ответом ей была тишина. Девушка поникла: неужели ее грустные предположения сбылись и она больше никогда не увидит красавца? Они даже не успели толком попрощаться.

Не теряя надежды, Кристина прошла внутрь темной лавки и огляделась. В мастерской никого не было. Только сохнущие на сквозняке под потолком холсты, одинокие завешанные тряпьем мольберты и безумный беспорядок, царящий на столах.

Внезапно у входа раздался шум, и темная высокая фигура преградила девушке путь назад. Она испуганно вскрикнула. А вошедший от неожиданности припал к косяку двери и тихо прошептал:

– Не может быть…

В следующий момент она, как в детстве, кружилась в его сильных руках и с наслаждением вдыхала запахи эмалей, канифоли, лаков, исходящих от темных кудрей.

Мгновения радости сменились любопытством.

– Милый Яков, я соскучилась по тебе! В Фогельбах пришла дурная весть, будто твой отец болен.

Художник нахмурился. Его лицо потемнело, глаза затуманились грустью.

– Верна молва, суставы не дают ему покоя, не помогают ни притирки, ни мази, старик уже не ходит. Мастерская теперь полностью принадлежит мне. Не знаю, радоваться этому или огорчаться. Времени ни на что не хватает.

Кристина расстроилась:

– Бедный герр Доминик, я не знала о его напасти. Хочешь, я попрошу матушку Регину приготовить ему целебную мазь? Уверена, она поможет.

Надежда осветила лицо Якова словно лучик солнца.

– Я буду тебе очень признателен, маленькая фея. А старику мы ничего не скажем, вряд ли он согласится принять снадобье из леса.

Кристина прошла в глубь мастерской. Она разглядывала наброски на скрученных в трубки пергаментах, приподнимала тряпицы на холстах:

– Чей заказ ты сейчас выполняешь? Можно ли мне взглянуть на него?

Яков смутился и густо покраснел. Его голос дрогнул от волнения:

– Я пишу образ Богоматери по заказу фрайбургского епископального совета для их монастырской часовни. И он еще не готов. Точнее, я никак не могу добиться сходства…

– Сходства? С кем? – Кристина подошла к мольберту, стоящему у окна в маленьком эркере, и осторожно откинула кружевной покров.

У девушки перехватило дыхание от увиденного. В наброске, изображавшем Марию с Младенцем, она узнала свои черты. Кудряшки непослушных волос, нежный изгиб губ, разрез глаз, форма носа не оставляли сомнений.

Она повернулась к Якову, но он предупредил ее вопрос:

– Я очень скучал по тебе, Птичка. Теперь ты здесь, и я смогу закончить работу. Не согласишься ли ты подарить мне немного времени?

Забытое чувство всколыхнулось в душе девушки. Теплое, нежное, легкое, словно крылья мотылька, сладкое. Оно коснулось ее затрепетавшего в восторге сердца, разлилось карамелью во рту… Он скучал… и в минуту тоски творил ее образ…

Вернулось воспоминание о случившемся на лесной поляне, когда Михаэль впервые разбудил в ней желание, но так и не посмел преодолеть опасную черту.

Кристина поймала полный тоски взгляд Якова. Поднявшись на цыпочки, провела кончиками пальцев по кудрявым волосам, дотронулась до сомкнутых век, спустилась по щекам к приоткрытому рту. Коснулась дрогнувших губ. Она словно впервые видела его лицо, вновь знакомилась с ним.

– Ты красив, мой Яков…

– Не мучай меня. – Под опущенными ресницами художника блеснула слеза.

Легкомысленный самодовольный чертенок овладел разумом девушки. Окончательно осмелев, она с любопытством коснулась его губ. Ее первый неумелый, осторожный поцелуй был встречен мучительным стоном. Яков изо всех сил прижал девушку к себе и ответил на ее ласку.

Голова Кристины закружилась, сердечко затрепетало.

Несколько мгновений спустя юноша заглянул в ее блуждающие от неги глаза:

– Как ты?

Кристина, зардевшись, чуть дыша пролепетала:

– Странно. Говорят, поцелуи приятны, но я теперь знаю: они… слаще сладкого. Я словно побывала на небесах и подслушала разговор ангелов.

Яков нежно обнял девушку и снова прижал к себе. Он улыбался, не веря собственному счастью. Потом, опомнившись, тяжело вздохнул и отступил на шаг. На лице Якова от волнения проступили пятна.

– Тебя часто видят с сыном баронессы. До меня доходили слухи, что ты помолвлена с Михаэлем. Еще говорят…

Девушка отвернулась от взволнованного юноши, скрывая улыбку:

– Яков, милый! Мы близки с Михаэлем, но пусть тебя это не тревожит. Он друг, почти брат мне, не более… Ты знаешь меня с детства и сразу поймешь, лукавлю я или нет. Сердце мое пока свободно!

Радостная искорка блеснула в глазах вновь обретшего надежду художника.

Кристина хитро улыбнулась:

– Но порой Михаэль так на меня смотрит… Разглядывает всю, думает, я не вижу. Что говорить, он красив, а теперь еще и богат. Чем не завидный жених? – подтрунивала она над вновь ставшим мрачным как туча художником.

Сердце Кристины сжалось. Она почувствовала, что заигралась.

Опустив глаза в пол, прошептала заветные слова:

– Приезжай на святочной неделе в Фогельбах к Вильгельму и проси моей руки, если сердечно желаешь. Не бойся ничего, я буду ждать тебя и отвечу согласием. Ты мил мне уже очень давно. – И, прижавшись к груди художника, закрыла глаза. Замерла, слушая стук его радостно бившегося сердца.

Праздник Всех Святых в Черном лесу ознаменовался не только первыми заморозками. Студеный ветер с северных широт укутал молчаливый лес в кружевное платье из инея, припорошил потаенные лужайки, заковал озера и малые ручьи в ледяной панцирь. Он принес мертвую тишину, прогнав беспокойных птиц по следу ускользающего солнца, загнал зверей в норы.