Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Маркиз шевельнулся. Прикосновения Маркуса были легкими и осторожными, но рана оставалась раной, и Лафайет сейчас наверняка испытывал сильнейшую боль в ноге.
– Док, может, мне его снова успокоить? – шепотом спросил Пьер.
Как и де Клермон, Пьер прекрасно говорил по-английски.
Маркус покачал головой. Осмотр лишь подтвердил его подозрения: единственной причиной повышенного внимания к ране Лафайета было аристократическое происхождение француза и высокое положение. Маркизу повезло куда больше, чем Уиллу Норману.
Маркус ощутил на себе тяжелый, пристальный взгляд и поднял голову. Де Клермон внимательно наблюдал за его действиями. Шиппен продолжал горячо рассуждать о хирургических методах и их результатах для пациентов. Этот доктор просто боготворил хирургический нож, однако шевалье смотрел сейчас не на Шиппена и не на других опытных докторов, а на Маркуса.
– Нет! – Единственное слово, произнесенное де Клермоном, пролетело по комнате, как снаряд. – Доктор Шиппен, вы не будете лечить маркиза де Лафайета. Я не могу вам запретить уродовать вашими ножами и пилами того беднягу, который лежит на кухне, но лечением маркиза займется доктор Кокран.
– Я бы попросил… – вспыхнул доктор Шиппен.
– Доктор Шиппен, маркиз получил незначительную рану, – вмешался доктор Отто. – Позвольте вашим смиренным хирургам в лице доктора Кокрана и меня заниматься его лечением. Ваши обширные знания и навыки потребуются для более серьезных случаев. Полагаю, парень, раненный в обе ноги, поступил в армию из поместья генерала Вашингтона.
Эти слова достучались до Шиппена и привлекли его внимание.
– Мой сын промывает его раны и готов ассистировать, – сказал доктор Отто, с легким поклоном отходя в сторону.
– Конечно. – Шиппен потянул за полы жилета, затем поправил парик, который надевал даже в полевых условиях, хотя это было крайне непрактично. – Виргинец, говорите?
– Один из новых стрелков, – кивнул доктор Отто. – Позвольте вас проводить.
Едва Шиппен и Отто покинули комнату, оставшиеся принялись за дело. Кокран потребовал корпию, мазь и зонд, а сам стал осматривать ногу маркиза.
– Уж вам ли не знать, Мэтью, что нельзя дразнить драчливых зверей, особенно в состоянии повышенной опасности, – сказал Кокран. – Док, подай мне скипидар.
– Выходит, тот голландец не напрасно назвал тебя доктором. – Де Клермон разглядывал Маркуса немигающими глазами.
– Он мог бы стать таковым, если отправить его в медицинский колледж, где он получит образование, сравнимое с вашим, и поднатореет в латыни, – ответил Кокран, смазывая рану маркиза. – Однако мистер Чонси знает больше, чем студенты доктора Шиппена, хотя свои знания и приобрел оккультными методами, о которых не желает распространяться. – (Де Клермон одобрительно посмотрел на Маркуса.) – Док знает анатомию, основы хирургии и хорошо разбирается в лекарственных травах, – продолжал Кокран, тщательно вычищая рану маркиза. – Артиллерийская рота, к которой он примкнул, прозвала его так после отступления армии из Нью-Йорка. Бодо обнаружил его в Морристауне, и мистера Чонси на три года приписали к медицинской службе.
– Так ты уроженец Нью-Йорка, мистер Чонси, – сделал вывод де Клермон.
– Я человек мира, – пробормотал Маркус.
От пушистой корпии, которую Кокран накладывал на рану, у Маркуса чесалось в носу, и он всячески удерживался, чтобы не чихнуть. Он и в самом деле человек мира. Кот с девятью жизнями, и не более того.
– Джон, мы должны переправить маркиза в безопасное место, – сказал де Клермон. – От этого может зависеть будущее войны. Без его поддержки американцам будет тяжело получить оружие, боеприпасы и все остальное. А без этого вам английскую армию не победить.
Маркус свое дело сделал. Снаружи хватало раненых, нуждающихся в его помощи. Вандерслис был прав: боевые действия находились в опасной близости от их перевязочной. Маркус направился к двери.
– Чонси, ты останешься с маркизом, – приказал де Клермон.
– Я должен осмотреть лейтенанта Катберта, – возразил Маркус.
Лейтенанту требовалось срочная помощь. Катберта нельзя оставлять на крыльце, даже если Маркусу придется тащить его на себе.
Маркиз де Лафайет шевельнулся на носилках:
– Где тот виргинец?
Появились доктор Отто и Фредерик с носилками, на которых лежал раненый Уилл Норман. Он по-прежнему был без сознания, но с ногами.
– Не беспокойтесь, маркиз, – бодро произнес доктор Отто. – Доктора Шиппен и Раш сейчас находятся вне досягаемости английских ружей… для лучшей сохранности раненых.
– Для лучшей сохранности раненых, – торжественно повторил доктор Фредерик, хотя его губы дрогнули.
– Но если мы задержимся здесь, нашей следующей операционной станет камера в английской тюрьме, – предупредил Кокран. – Док, проследи за погрузкой тех, кого мы можем увезти в наших повозках. Бодо, куда отправились Шиппен и Раш?
– В Филадельфию, – ответил доктор Отто.
Маркус сомневался, что они надолго задержатся в Филадельфии.
Ле-Ревенан. Письма и бумаги Конфедеративных Штатов Америки
№ 2
Мэтью де Клермон – Филиппу де Клермону
Бетлехем, Пенсильвания
23 сентября 1777 года
Досточтимый отец!
Я нахожусь с нашим другом, который был ранен в сражении. Он утверждает, что пролитие крови за свободу явилось самым славным моментом в его жизни. Ты уж прости ему эту пылкость. Если ты сможешь рассказать мадам маркизе, что ее муж находится в прекрасном расположении духа и не испытывает никаких неудобств, это успокоит ее разум. Ей наверняка еще придется выслушивать разные небылицы, будто маркиз серьезно покалечен, мертв или находится при смерти от заражения крови. Заверь ее, что все эти домыслы не имеют ничего общего с действительностью.
Здешняя медицина, за редкими исключениями, просто варварская. Я лично слежу за лечением Лафайета, чтобы местные эскулапы своими методами не свели его в могилу.
Я передал твои письма мистеру Хэнкоку, который находится в Бетлехеме, вместе с большинством членов конгресса. Когда англичане заняли Филадельфию, им пришлось покинуть город. Вашингтону для победы нужны боеприпасы, оружие, лошади. Но острее всего он нуждается в опытных солдатах.
А я должен идти улаживать очередной спор. Жители этого города очень набожны и не горят желанием принимать у себя армию и солдат.
Сентябрь 1777 года
– Нет, мистер Адамс. Так дело не пойдет, – покачал головой шевалье де Клермон.