– Сэр, я же не доктор, – возразил Маркус. – Позвольте сходить за…

– Док, это ты? Слава Богу!

Вандерслис придерживал лейтенанта Катберта, прыгавшего на одной ноге. Брови Катберта почти сгорели, его лицо было цвета вареного омара, но Маркуса больше волновала босая, окровавленная лейтенантская нога.

– Док? – сощурился высокий француз.

– In de benen![11] – ответил на родном языке Вандерслис.

Над их головами пролетела пуля. Вандерслис присвистнул, с изумлением проследив за ней глазами бывалого артиллериста.

– А они наступают. Или стреляют точнее. Если мы поскорее не уберемся с линии огня, нам уже никакой Док не поможет.

– Отлично, Meneer Kaaskopper[12], – сказал высокий француз, насмешливо поклонившись.

– Сыроторговец?! – возмутился Вандерслис и почти разжал руку, удерживающую Катберта. – Возьми свои слова назад, kakker[13].

– Несите маркиза прямо в гостиную. – Голос Маркуса звучал отрывисто, как выстрел. – Вандерслис, уложи Катберта на крыльце. Я займусь им после того, как доктор Отто осмотрит маркиза. А этого беднягу-виргинца тащите в кухню. Как его звать?

– Норман, – ответил один из сопровождающих, перекрикивая нарастающий гул сражения. – Уилл Норман.

– Уилл, ты меня слышишь?

Маркус приподнял и слегка сжал подбородок раненого, надеясь привести его в чувство. Когда раненый терял сознание, доктор Отто не верил в действенность похлопывания по щекам.

– Сначала займись маркизом. – Шевалье до боли сжал руку Маркуса.

– Нет, не займусь. Здесь Америка, kakker, – ответил Маркус.

Значения этого слова он не знал, но если Вандерслис посчитал, что требовательный шевалье заслуживает такого эпитета, можно и повторить.

– Помогите виргинцу, – сказал маркиз, пытаясь приподняться. – Мэтью, я обещал ему, что он не потеряет ноги.

Де Клермон едва заметно кивнул одному из несших носилки. Тот с сожалением посмотрел на маркиза, но покорно кивнул и ударил Лафайета в подбородок. Французский аристократ напрочь лишился чувств.

– Спасибо, Пьер. – Де Клермон повернулся, направляясь в дом. – Делай, что говорит этот янки, пока я не вернусь. А я поищу другого врача.

– Was ist das?[14] – сердито спросил доктор Отто, когда де Клермон молча оторвал его от пациента и потащил к Лафайету.

– Маркиз де Лафайет ранен, – коротко пояснил де Клермон. – Займитесь им безотлагательно.

– Вам нужно было отнести маркиза в госпиталь, что в здании магазина, – сказал доктор Отто. – А здесь перевязочная. У нас нет…

В комнату вбежали доктора Кокран и Фредерик.

– Джон, слава Богу, вы здесь! – с заметным облегчением произнес де Клермон, увидев Кокрана.

– Мэтью, мы поспешили сюда, как только услышали печальную весть, – ответил Кокран.

Следом возле носилок маркиза появились доктора Шиппен и Раш, сопровождаемые стайкой адъютантов, которые обычно ни на шаг не отходили от генерала Вашингтона.

– Так где же он? – испуганно вскричал доктор Шиппен, обводя близорукими глазами сумрачное помещение.

В поведении доктора Шиппена были две особенности, отличавшиеся завидным постоянством: он всегда выбирал наиболее жесткий способ лечения, даже если это грозило пациенту смертью, и всегда оставлял где-то свои очки.

– У ваших ног, сэр, – ответил де Клермон.

Обращение «сэр» было произнесено с некоторой паузой и насмешливым оттенком.

– Этому парню нужно отрезать обе ноги, – сказал доктор Раш, указывая на виргинца. – У вас есть пила?

– Существуют менее варварские способы, – возразил помрачневший де Клермон.

– Возможно, сейчас не лучшее время для обсуждения этих способов, – предостерег доктор Кокран, но было поздно.

– Мы находимся в гуще сражения! – воскликнул доктор Раш. – Нужно ампутировать его ноги немедленно или ждать, пока гангрена не распространится на все тело. В любом случае шансы выжить у него невелики.

– Откуда вы знаете? Вы его даже не осмотрели! – снова возразил де Клермон.

– А вы, сэр, хирург? – накинулся на шевалье доктор Шиппен. – Мне не сообщали, что месье маркиз путешествует со своими личными медиками.

Маркус знал: если врачи затеяли спор о методах лечения, им не до пациентов. Пока никто не покушался на ноги Нормана. Пусть доктора препираются, а он хотя бы осмотрит рану маркиза де Лафайета.

– Я знаю устройство человеческого тела, – хладнокровно произнес де Клермон на своем безупречном английском. – И я читал Хантера. Ампутация в полевых условиях отнюдь не лучший способ лечения.

– Хантера? Вы слишком много на себя берете, сэр! – почти закричал Шиппен. – Доктор Отто ампутирует конечности с поразительной быстротой. Виргинец вполне переживет операцию.

Маркус нагнулся к сапогу маркиза. Кожа была мягкой и гибкой, не успевшей огрубеть от погодных условий. Проще всего было бы располосовать сапог целиком, но Маркус не решался губить столь прекрасную обувь. Он знал, насколько скверно обута армия Вашингтона.

– Держи.

Человек по имени Пьер протянул Маркусу небольшой нож.

Маркус огляделся по сторонам. Кроме этого француза, никто не обращал на него внимания. Доктор Кокран пытался успокоить доктора Шиппена, угрожавшего вышвырнуть де Клермона из дома за дерзкое вмешательство в дела медиков. Шевалье перешел на латынь. Маркус почти не сомневался, что это латынь. Отто и Кокран часто переходили на этот язык, когда не хотели, чтобы пациенты знали, о чем они говорят. Вероятно, шевалье продолжал свою лекцию о взглядах Хантера на ампутацию. Один из генеральских адъютантов смотрел на француза с искренним восхищением. Доктор Отто о чем-то тихо переговаривался со старшим сыном, который затем скрылся на кухне. Помощники хирургов вполголоса заключали пари на исход спора между де Клермоном и Шиппеном.

Маркус взял нож и аккуратно разрезал сапог от манжеты до икры, после чего отогнул кожу. Рана имела чистые края. Никаких признаков торчащих костей. «Открытого перелома нет», – подумал Маркус. Случись такое, маркизу пришлось бы расстаться с частью ноги, независимо от слов шевалье и взглядов доктора Хантера.

Пальцы Маркуса ощупывали рану на предмет вздутого участка. Если он обнаружится, значит, пуля застряла в ране, а кусок раздробленной кости врезался в мышцы. «Вздутия нет, сопротивления тоже», – думал Маркус. Он не находил никаких ощутимых повреждений нервов, сухожилий и мышц, а также присутствия чужеродного тела, что могло бы вызвать воспаление и нагноение раны.