Снова потеплело, солнце поднималось высоко над горизонтом и целый день нещадно палило, хотя стали заметны и некоторые перемены - за время серых и дождливых дней год ушел вперед, и теперь уже пахло поздним летом, каждое утро на лужайки ложилась обильная роса, а однажды между деревьями заплутал легкий туман. Розы сошли, жимолость вымахала вверх и буйно цвела, листва хотя и оставалась зеленой, но казалась какой-то пыльной и безжизненной.

Максим отправился на три дня в Шотландию для консультаций с Фрэнком и, как я полагала, для того, чтобы убедить его вновь переехать в Англию. Я сомневалась, что он в этом преуспеет. Со стороны Фрэнка, когда он был здесь, ощущалась некоторая сдержанность, он интересовался планами Максима, одобрял их, но не рвался принимать участие. Его сердце принадлежит теперь Шотландии, подумала я, он там счастлив и любит тот край, потому что там его семья. Он никогда не воспримет Коббетс-Брейк так, как восприняли мы, как он и Максим воспринимали Мэндерли.

Перед отъездом Максим проявлял беспокойство, пытался уговорить меня отправиться с ним, однако мне хотелось остаться дома, побыть одной. Я любила прогуливаться по саду вечером и рано утром, до восхода солнца, в полном одиночестве, ощущая покой затихшего на ночь дома, словно пытаясь глубже проникнуть в его душу. Еще год назад я не могла себе представить, что у меня появится желание побыть без Максима, ведь я всегда так беспокоилась за него и он так зависел от меня. Но мы изменились, то время прошло, у нас больше не было той потребности отчаянно льнуть друг к другу, какая бывает у напуганных, беспомощных детишек, нуждающихся в том, чтобы их постоянно подбадривали. В светлые моменты жизни мне казалось это добрым знаком; это свидетельствовало не о нашем отчуждении, а о том, что мы стали сильнее; минуты, когда я смотрела на Максима со страхом, становились все реже, а нашептывающий голос был таким слабым, что, можно сказать, я даже его не слышала.

Стало жарче, ночи были безветренные и душные. Я спала с открытыми окнами и порой не могла заснуть до появления предрассветной прохлады. Я не испытывала беспокойства и тревоги, чувствовала себя в безопасности в своем доме, в каждой комнате, куда я могла зайти просто ради удовольствия, и каждая комната принимала меня и служила надежным приютом. Я скучала по Максиму, но как-то светло. Истина заключалась в том, что я испытывала в этот раз глубокое удовлетворение от того, что осталась одна.

Спустя два дня после отъезда Максима я отправилась на ферму набрать яиц и осталась там, чтобы поговорить с миссис Пек за чаем, поиграть с малышом и понаблюдать, как коровы идут по дорожке во двор на дойку. Я никуда не торопилась, стоял приятный нежаркий, но теплый день, живая изгородь и берега были пыльными и сухими, ручей едва струился.

Я постояла несколько минут, глядя на Коббетс-Брейк, освещенный золотистыми лучами предвечернего солнца, на траву ложились длинные тени от падубов, каштанов, бальзамических тополей, и он опять показался мне неким сказочным домом, который не был построен руками человека, а в одночасье целиком возник словно по мановению волшебной палочки. Позже я приду сюда снова, когда выключу все лампы в доме, даже в мансарде, и тогда он будет красив совсем другой красотой, будет похож на корабль, плывущий по темному морю. Я пламенно любила его в тот день. Я ощущала себя единым целым с ним, его частью, тесно связанной с его прошлым, равно как с настоящим и будущим. Я чувствовала себя так, будто впервые его вижу, а он находился здесь и ждал меня в течение всей моей жизни.

Когда я снова входила в дом, казалось, что он мягко втягивает меня. Я направилась в прохладную кладовку, чтобы выложить яйца. И в этот самый момент услышала в дальнем конце длинного коридора звонок колокольчика.

Меня это удивило. Я не слышала шума подъезжающей машины; правда, я находилась в той стороне дома, которая наиболее удалена от подъездной дорожки. Должно быть, это Банти, подумала я, пока шла к двери, приехала, чтобы, как она сама обещала, приободрить меня и растормошить.

- Иногда нужно немного отдохнуть от них, я по себе знаю, отреагировала она, когда я сообщила ей, что Максим собирается уехать, - и ни в коем случае не следует предаваться унынию и мрачным размышлениям.

Я не предавалась мрачным размышлениям, я была вполне счастлива, но так или иначе буду рада пообщаться с ней часок-другой. Мы попьем чаю в саду, пока еще довольно тепло.

- Добрый вечер, мадам.

Не могу в точности сказать, что произошло с моим лицом - то ли оно побелело, то ли шок был настолько сильным, что на нем вообще ничего не отразилось. Хотя и не могу поверить в это - потрясение было слишком внезапным и сильным.

Не было ни машины, ни признаков присутствия кого-то другого. Она стояла одна, очень близко от двери. Непривычно видеть ее в одежде, предназначенной для улицы, - это было едва ли не первое, что я осознала. Раньше она всегда ходила в домашней одежде, предпочитала темные и тусклые тона, длинные узкие рукава, высокие, застегнутые на пуговицы воротники.

Она была в черном плаще до щиколоток, несмотря на погоду, в руках держала сумку и перчатки; шляпы на ней не было. Волосы, как и раньше, зачесаны назад, открывая высокий выступающий лоб, и собраны в узел на затылке. Только теперь это были седые волосы. Лицо сделалось уже, черты его заострились, глаза запади еще глубже.

Мир, находящийся за ее спиной, был наполнен тишиной, мертвой тишиной позднего лета, когда обычно блеющие ягнята выросли и ушли, а птицы уже не поют.

- Миссис Дэнверс...

- Надеюсь, я не напугала вас?

Она протянула мне свою белую руку, и я вынуждена была ее пожать. Рука была жесткой, узкой и холодной.

- Нисколько... хотя, пожалуй, что да. Это так неожиданно - увидеть вас, однако...

- Прошу прощения, но я не смогла предупредили вас. Если это неудобно, вам нужно лишь сказать об этом.'

- Нет, пожалуйста, входите.

- У меня неожиданно появилось свободное время, и я, услышав, что вы поселились по соседству, естественно, захотела нанести визит и пожелать вам всего доброго.

Я отступила назад. Она шагнула в холл и остановилась, не пытаясь осмотреться, а в упор глядя на меня своими запавшими глазами. В холле было довольно темно, я предпочла бы оказаться в тыльной части дома, где предвечернее солнце заливало ярким светом маленькую гостиную, а окна выходили в сад. Мне было необходимо отодвинуться от нее подальше, чтобы иметь открытое пространство и побольше воздуха вокруг себя, просторное небо над головой. Я боялась, что стану задыхаться, оказавшись вместе с ней в тесном помещении.

Шаги ее по плитчатому полу были твердыми и четкими, я слышала шелест ее юбки, и это вызвало во мне весьма неприятное воспоминание. Оно повергло меня в ужас, и я едва ли не бросилась бежать к свету.

- Не хотите ли чаю, миссис Дэнверс?

- Благодарю вас, мадам, с удовольствием.

Она остановилась в гостиной спиной к окнам и саду, к внешнему миру, как если бы она ничего этого не замечала и ее это не интересовало, и я вдруг подумала, поскольку никогда не видела ее в одежде для улицы, а видела ли я ее где-либо, кроме как внутри дома Мэндерли?