– Фанатизм был проклятием нашего века, пора покончить с фанатизмом, с убийствами, с кровью! Нужно проникнуться философским духом Вольтера и Дидро, проникнуться человеколюбием, которое одно достойно нашей эпохи.

– Дидро? Но разве можно говорить о его человеколюбии, если он говорил: «Кишкой последнего попа последнего царя удавим»?

Эти слова Дидро встретили бурное одобрение, послышались аплодисменты.

– Дидро, конечно, преувеличивал, тогда было время тирании и произвола, он был вынужден говорить так остро… Но в целом его мысль вполне современна.

– Он был против религии, и это главное.

– Господа, – сказал, поднимаясь, Вик д'Азир, известный врач и анатом, основатель Королевского медицинского общества, – давайте выпьем за то, что Бога нет. Лично я так же уверен в этом, как и в том, что Гомер был глупцом.

Тут все принялись толковать о Боге и о Гомере; впрочем, среди присутствующих нашлись такие, которые сказали доброе слово и о том, и о другом. Постепенно беседа приняла более серьезный характер. Писатель и критик Лагарп выразил восхищение революцией, которую произвел в умах Вольтер, и все согласились, что именно это, прежде всего, делает Вольтера достойным своей славы: «Он явил собой пример своему веку, заставив читать себя в лакейской, равно как и в гостиной». Шамфор, покатываясь со смеху, рассказал о своем парикмахере, который, пудря его парик, заявил: «Я, видите ли, сударь, всего лишь жалкий недоучка, однако верю в Бога не более, чем другие». И все сошлись на том, что суеверию и фанатизму неизбежно наступит конец, что место их заступит философия, что революция умов не за горами, и уже принялись подсчитывать, как скоро она наступит и кому из присутствующих доведется увидеть царство разума воочию. Люди более преклонных лет, в частности академик Байи, сетовали, что им до этого уже не дожить, молодые радовались тому, что у них на это большие надежды. А более всего превозносилась Академия за то, что она подготовила великое дело освобождения умов, являясь средоточием свободомыслия и вдохновительницей его.

Один только гость, не разделяя пламенных этих восторгов, проронил несколько слов по поводу горячности этих речей. Это был Жак Казот, старый писатель, автор нашумевшего мистического романа «Влюбленный дьявол». Он слыл чудаком, который, на свою беду, пристрастился к каббалистике и магии, но в общем производил впечатление человека довольно обходительного.

– Можете радоваться, господа, – сказал он наконец, – вы все увидите эту великую и прекрасную революцию, о которой так мечтаете. Я ведь немного предсказатель, как вы, вероятно, слышали, и вот я говорю вам: вы увидите ее. Только будущая действительность явно перещеголяет все ваши мечты.

Эро де Сешель ответил ему словами из модной песенки:

Чтоб это знать, чтоб это знать,

Пророком быть не надо!

– Пусть так, – невозмутимо отвечал Казот, – но все же, может быть, и надо быть им, чтобы сказать вам то, что вы сейчас услышите. Знаете ли вы, что произойдет после революции со всеми нами, здесь сидящими, и будет непосредственным ее итогом, логическим следствием, естественным выводом?

– Гм, любопытно! – произнес маркиз де Кондорсе со своим обычным недобрым смешком. – Жуткими пророчествами занимается и мой отец. Но все равно это любопытно. Почему бы философу не побеседовать с прорицателем?

– Вы, господин де Кондорсе, кончите свою жизнь на каменном полу темницы. Вас погубит невинный томик Горация, который обнаружат в вашем кармане. Вы умрете от яда, который, как и многие в те счастливые революционные времена, вынуждены будете постоянно носить с собой и который примете, чтобы избежать руки палача. Но ваша участь будет даже завидной для некоторых: других ваших товарищей сгрызут волки в пустынных бордосских ландах.

Мне стало нехорошо от этих слов. Желая замять неловкость, вызванную словами Казота, я произнесла:

– Господин Казот, то, что вы нам здесь рассказываете, право, куда менее забавно, чем ваш «Влюбленный дьявол». Но что за князь тьмы подсказал вам такие вещи? Темница, яд, палач… Что общего может это иметь с философией, с царством разума?

– Об этом-то я и говорю. Все это случится с нами именно в царстве разума и во имя философии, человечности и свободы. И это действительно будет царство разума, ибо разуму в то время будут воздвигнуты храмы, более того, во всей Франции не будет никаких других храмов, кроме храмов разума.

– Ну, – сказал Шамфор с язвительной усмешкой, – уж вам-то никогда не бывать жрецом подобного храма.

– Надеюсь, сударь. Но вот вы, господин Шомфор, вполне этого достойны, вы им будете и, будучи им, бритвой перережете себе жилы в двадцати двух местах, но умрете вы только несколько месяцев спустя.

Все молча переглянулись. Затем снова раздался смех.

– Вы, господин Вик д'Азир, не станете резать себе жилы собственноручно, но, измученный жестоким приступом подагры, попросите это сделать других, думая кровопусканием облегчить свои муки; вам пустят кровь шесть раз кряду в течение одного дня – и той же ночью вас не станет. Вы, господин Николаи, кончите жизнь на эшафоте; вы, господин де Байи, – на эшафоте; вы, господин де Мальзерб, – на эшафоте…

– Ну, слава тебе, Господи, – смеясь, воскликнул Руше, – господин Казот, по-видимому, более всего зол на Академию, а так как я, слава Богу, не…

– Вы? Вы кончите свою жизнь на эшафоте.

– Да что же это такое, в самом деле? Что за шутки такие! Не иначе, как он поклялся истребить нас всех до одного!..

– Нет, вовсе не я поклялся в этом…

– Что же это, мы окажемся вдруг под владычеством турок или варваров или…

– Нет. Ведь я уже сказал: то будет владычество разума. И люди, которые поступят с вами так, будут философы, и они будут произносить те самые слова, которые произносите вы здесь вот уже добрый час. И они будут повторять те же мысли, они, как и вы, будут приводить стихи из «Девственницы» и Дидро…

Шамфор наклонился к моему уху:

– Вы же видите, мадам, он просто сумасшедший.

– Да нет, – отвечала я громко, натянуто улыбаясь, – господин Казот просто шутит. В шутках есть доля загадки, вот и все.

– Так-то оно так, – сказал Шамфор, – но его загадки на сей раз что-то не очень забавны. Больно уж они попахивают виселицей. Ну, и когда же это будет, по-вашему?

Казот вздохнул:

– Не пройдет и пяти лет, и все, что я сказал, свершится.

– Да уж, чудеса, нечего сказать, – произнесла я. – Ну а мне, господин Казот, вы ничего не предскажете? Какое чудо произойдет со мной?

– С вами? С вами, принцесса, действительно произойдет чудо. Вы останетесь живы и выйдете замуж за буржуа.

В ответ раздались громкие восклицания.

– Ну, господа, – воскликнула я, – будьте теперь спокойны. Если вам суждено погибнуть после того, как я, принцесса д'Энен снизойду до брака с буржуа, вы можете считать себя бессмертными.