— Энджи, это все страшный сон, милая. Утром, ты придешь к нам и расскажешь его. Ты увидишь, что с нами все хорошо. С тобой все хорошо. Забудешь об этом, ладно? А если не забудешь, обязательно расскажи мне. Ты же все рассказываешь дяде, правда? — голос Кая был другим, не таким, каким обычно. Но… ласковым. Добрым. Мозг мой окончательно взорвался от наблюдений за столь многогранной личностью…

— Лейла, давай. Уложим ее спать, — дрожащим голосом попросил он, и накинув халат, забыв про все, что только что произошло, я последовала за ним.

— Страшный сон, да? Правда? Я думала, ты… изгоняешь фею, — нахмурилась девочка, давясь слезами. — Было так страшно…

— Милая, всем снятся страшные сны. Усни поскорее. Все будет хорошо, как только ты откроешь глаза, — заверил девочку Кай и поцеловал ее, накрывая одеялом. Не так, как обычно. В щеку…

— Фея, с тобой все хорошо?

— Конечно, это же сон, Анджи. Здесь никому не бывает больно по-настоящему, — сгорая от нанесенных ран, произношу я, натянув на себя улыбку. Мы с Каем выходим за дверь, убедившись, что ребенок закрыл глаза и довольно быстро засопел…

Как только за нами закрывается дверь, мы смотрим друг другу в глаза.

— Кай, что с тобой происходит?

Взгляд у него напуганный. Ладони слегка дрожат. Он сжимает их в кулаки.

— Я разрушаю все, к чему прикасаюсь.

— Да. Так и есть.

— Я всегда помнил об этом. Но сегодня, глядя в глаза этого ребенка, я вспомнил все так ярко.

— Этого ребенка? Почему ты называешь ее так?! Кай, скажи мне…

— Ты… в порядке? — растерянно спросил он, глядя на то, как я кутаюсь в халат.

— Псих. Отодрал меня ремнем и спрашивает в порядке ли я. Я слишком давно не в порядке, Кай. Объясни мне! Что произошло! Что вдруг заставило тебя стать святым, когда ты хотел прибить меня своим чертовым ремнем?!

— Я все тебе расскажу, — как-то печально улыбнулся Кай. — Хочешь узнать, что меня остановило? Страх, Лейла. Думаешь, я ничего не боюсь? Это не так.

У меня челюсть отвисла от его слов… да неужели? Кай Стоунэм в открытую признается о том, что не всесилен и уязвим? Что и он боится? Боже, пусть выкладывает мне ВСЕ, ВСЕ, что может рассказать.

— Я расскажу тебе все, но только при оном условии, — Кай обработал мою спину перекисью. Крови не было. Лишь красные полосы. Боли я не чувствовала, стала к физической слишком толстокожей.

— При каком? — он посадил меня на кровать и сам сел по-турецки напротив меня.

— Ты снимешь меня на камеру.

— З-зачем? — Кай протянул мне в руку планшет, выдохнув.

— Так нужно, — просто произнес он и начал свой рассказ. У меня не оставалось другого выбора — я просто нажала на кнопку записи и направила экран на него.

ГЛАВА 15

Кай-Деймон. Воспоминание. «Терарриум»

Каю хотелось защитить маму. Капли крови на полу зарождали жуткое чувство страха в глубине солнечного сплетения. Неприятное, мерзкое.

Мамины губы были в крови.

Мамочка…

Ну, зачем ты так, папа…?!

— Нет, Уилл! Нет! НЕТ! ЭТО ПРАВДА, НЕТ! Уилл, это не ты. ВЕРНИСЬ КО МНЕ. УИЛЛ, НЕ НАДО. ОПЯТЬ?! Нет, нет, все же ЗАКОНЧИЛОСЬ… — вдруг закричала Ханна, и снова что-то упало. Кай не выдержал.

Он выполз из тени, и даже страх перед ползучими тварями не остановил его.

Мальчик вышел в центр амбара и закричал:

— ПАПА! ОТПУСТИ МАМУ! — и когда его отец Уилл Стоунэм обернулся, он смотрел на него особенным взглядом.

Кай сразу узнал его.

Уилл смотрел на него так, будто Кай не был его сыном. Будто он и вовсе не знал этого ребенка.

То, что было дальше… Кай не запомнил. Запомнил только то, что с того дня у него начались провалы в памяти.

Но у него был Деймон. Его лучший друг, его плоть и кровь. Деймон всегда прикрывал его провалы в памяти перед родителями.

Деймон был для него всем. Он всегда был рядом.

С ним он мог разделить боль, о которой не помнил. Но Деймон знал, что произошло. Он все видел…

Деймон пережил эту жуткую ночь. Наверное, ключевое слово здесь — пережил. Мог бы и не выжить.

— Кай, солнышко, иди домой. Умоляю, мой мальчик… иди к Коулу. Иди к братику, — голос матери был очень ласковым, но таким измученным и сломленным. Надрывным. Она едва сдерживала реки слез, вытирая кровь со рта.

— Заткнись, шкура, — мужчина отвесил Ханне увесистую пощечину, и мальчик вздрогнул. Женщина откинулась на пол, а малыш с ужасом наблюдал за тем, как отец срывает с брюк кожаный ремень. Он знал, как бывает больно, если удар ремнем прилетит неожиданно и со всей силы. — Проваливай, щенок. Ублюдок! Я не отдам тебе ее. Проваливай, пока я не угробил тебя. Я к тебе обращаюсь! — взревел Уилл, когда ребенок кинулся к беззащитной матери. Мальчик не плакал. Он знал, что нужно быть сильным. Нужно что-то сделать. Спасти маму.

Почему-то он не совсем знал, кто он такой. Прошлое было слегка размытым. Но он знал, что это — его родители, а отец представляет угрозу.

Он пытался защитить мать, но удар прилетел ему на спину. Ханна взвыла, умоляя безумного мужа «не делать этого». Деймон отключился.

Подсознание защищало ребенка от ужаса, что сотворил его отец. Сначала он насиловал Ханну на его глазах, а когда он закрывал глаза, он бил его. Мальчик затыкал уши, и Уилл привязал его к стулу.

В «перерывах» он курил сигареты, пуская кольца дыма ему в лицо. В один из таких перерывов он позвонил каким-то ублюдкам, которые завалились в террариум. Ханна боялась сопротивляться, боялась что-то предпринять, потому что распознала у мужа приступ.

Уилл Стоунэм страдал жуткой формой шизофрении, и она всегда слепо верила, что он излечится. Потому что, черт бы ее подрал, любила. Он лечился, но отказывался ложиться в клинику. Она не думала, что обострение придет сейчас, при ребенке… но она знала, что у мужа есть оружие, не говоря уже о том, что он может задушить ребенка ремнем, запугать змеей или перерезать пальцы.

Она корила себя только за то, что не ушла от него. Надеялась… что все изменится. Она хотела для мальчиков полноценной семьи, а сделала только хуже… совсем не о себе она думала, когда Уилл причинял ей физическую боль, а только о ребенке, который глядел на все своими огромными зелеными глазами. Она не знала, какой есть выход. Надеяться, что кто-нибудь вызовет 911? Ждать конца приступа? Но молилась она об одном: