— Грязные ублюдки! — проревел английский воин. — Да мы могли бы бросить ваши изрубленные тела в лесу лисам и воронам на пропитание.

— Мы бы и вас взяли за компанию! — Рагнар плюнул, сжимая кулаки. Затем он глубоко вздохнул и взял себя в руки. — Отец, вы оказались правы насчет графа Лестерского и молодого Генриха. Они не стоят ни единого плевка тех, кто присягал им на верность.

Иво попытался встать, но даже при плохом освещении Рагнар заметил, что его глаза округлились, как блюдца.

— Но вы говорили… О-ой! — Иво упал, так как Рагнар заехал ему локтем по животу.

— Что с ним такое? — спросил Железное Сердце. Принесли деревянную лестницу и спустили ее через отверстие в полу.

— Живот прихватило, — ответил Рагнар. — Он съел слишком много яблок.

Иво застонал, его стошнило, а Рагнар тем временем медленно полез по лестнице вверх на свободу. У него все ныло, ноги его не слушались и скорее напоминали деревянные палки, а когда отец, протянув руки, вытащил его на свет, лицо Рагнара исказилось от боли. После темного погреба с яблоками помещение пивной казалось огромным и светлым, как дворец, хотя посетители имели вид явно отпетых негодяев и попрошаек. Отец казался среди них королем в своей мокрой потрепанной одежде, с седыми нечесаными волосами. У него был усталый, измученный вид.

Рагнара как громом поразило. О боже, на него смотрел согбенный старец, а не герой его детства, перед которым он испытывал чувство благоговения.

— Я знал, что вы опомнитесь, — Железное Сердце презрительно скривился. — Жаль только, что потребовалось так много времени и средств.

— Да, отец. — Рагнар уставился в пол, изображая покорность.

— Только не думай обмануть меня своим кротким и смиренным видом. Можешь пускать пыль в глаза кому-нибудь другому. Ты по своей природе волк и никогда не станешь ручным псом! Посмотри на меня!

Рагнар поднял голову. В его глазах горел вызов, и он ничего не мог с собой поделать, чтобы скрыть его, однако неожиданно на лице Железного Сердца появилось подобие улыбки.

— Ну вот, так-то лучше. Я знаю, у тебя есть характер. — Он перевел взгляд на Иво, который без посторонней помощи выполз из погреба. — Твой братец — это совсем другое дело. — Он схватил Иво за шиворот и подтянул к свету. — У него в кишках одно свернувшееся молоко!

Сгорбившись и дрожа, Иво стоял, словно бык на скотобойне, не пытаясь защищаться. У Рагнара сжался комок в горле, и его губы затряслись. За всю свою жизнь он никогда не ощущал такой ненависти в своем сердце, хотя и понимал, что стоит отцу сделать первый шаг навстречу, и эта ненависть превратится во взрыв любви и сожаления.

Но Железное Сердце, оставаясь все таким же суровым и твердым как камень, приказал:

— Ступайте во двор и ждите меня. Там для вас оседланные лошади и мои люди.

Жена хозяина пивной с ухмылкой на толстом лице подала им два поношенных крестьянских плаща. Прекрасные обшитые мехом плащи, в которых братьев доставили сюда, уже лежали в сундуке рядом с приданым ее дочери.

— Мы находимся под охраной? — спросил Рагнар охрипшим голосом.

— Нет, — ответил Железное Сердце.

— Тогда мы свободно можем уехать?

— И куда же вы собираетесь отправиться? Железное Сердце отвязал от ремня два тяжелых мешочка с серебром и передал их воинам, стоящим возле жаровни. — Кочевать по рыцарским турнирам ради корочки хлеба? Слушай теперь меня, Рагнар, иначе вам может опять не поздоровиться. В следующий раз я не стану вас разыскивать. С какой стати, если у меня есть сын дома и еще один, в чьей верности я никогда не сомневался?

От приступа гнева Рагнар стиснул зубы, но заставил себя сдержаться, чтобы не ответить отцу, как тот того заслуживал. Приобретенный им опыт подсказывал, что нельзя действовать во вред себе под влиянием собственной ярости и сиюминутных чувств. Взяв плащ у женщины, он набросил его себе на плечи. Потрепанная изорванная одежда, свисавшая до колен, застежка, выточенная из куриной косточки — все это выглядело комично.

— Я знаю свое место, отец, — ответил он с горечью спокойным голосом. — Надеюсь, что и вы тоже. — И он вышел в темную дождливую ночь к ожидавшим воинам.

Рынок Уикдей в Ноттингеме показался Джослину почти таким же оживленным, как и Чипсайд в Лондоне. Он с трудом пробился через толпу у мясных прилавков на углу Флешер-гейт и Блоубладдер-лейн и направился вверх по холму к магазинчикам и лавкам, которые громоздились вдоль дороги, ведущей к церкви Святой девы Марии. Здесь яблоку негде было упасть. Торговцы расхваливали достоинства своего товара, а ремесленники, сидевшие за стойками, о чем-то спорили с покупателями.

Возле цирюльни Джослин приобрел небольшой набор колокольчиков на упряжь, сдержав, таким образом, обещание, данное Роберту. Колокольчики весело позванивали на кожаных шнурках, когда он засовывал их в кошелек. Ему припомнились темные глаза Джуэля, восхищавшегося такими яркими безделушками, поблескивающими у одного прилавка в Париже. В те тяжелые и уже такие далекие дни он мог позволить себе потратить деньги разве что на хлеб и дрова. Он подумал о подарке для Линнет. В его кошельке оставалось еще достаточно денег. К тому же они не являлись частью наследства Роберта, он заработал их сам, своими собственными силами, получив в уплату за участие в битве против войска Лестера. Куда более выгодно вести войну, запрашивая выкуп, а не бездумно подставлять свою грудь на поле боя. На этот раз ему и в самом деле удалось неплохо заработать на войне.

Тут же стояла масса торговцев серебром и золотом, предлагавших искусно отделанные кольца и броши, серьги и подвески. Он помнил, что у Линнет не очень много драгоценностей, но то, что он видел, совсем не привлекало. Все выглядело слишком банальным. У каждой женщины со средствами имелась круглая брошь с тайным посланием, выгравированным на обратной стороне: Amor vincit omnia[1] или Vous et nul autre[2]. В свое время он купил Бреаке такую же из дешевой бронзы, когда она в первый раз забеременела. Воспоминания опять нахлынули с такой силой, что Джослину пришлось отвести глаза от прилавка. Один ювелир предложил ему крестик, в котором среди серебра и горного хрусталя находились святые мощи, небольшая косточка самой Приснодевы, во всяком случае, так ему сказали. Впрочем, скорее всего источником этой святыни были свиные кости какого-нибудь купца, решил Джослин, и с легкостью отказался от сделки.

Наконец он все-таки купил маленький прекрасно вырезанный деревянный гребень, покрытый перламутром. Продавца, бывшего наемника, звали Геймел. Сейчас он зарабатывал себе на жизнь, вырезая игральные кости и всякие безделушки для друзей из того отряда, к которому когда-то принадлежал. В боях он лишился ноги до колена, но остался жить, несмотря на лихорадку от раны, а потом, поправившись, немного неуклюже, но уверенно ковылял на своей культе. Теперь она валялась рядом с ним возле сумки с инструментами на полу пивной. Геймел с радостью принял бокал пива от Джослина.