узнают скоро всю тщетность своих злодеяний, направленных на порабощение и захват власти! Они не знают, что Соломона больше нет, а вместе с ним нет и хлеба. Я открою тебе кот один секрет – действие хлеба ограничено. Без Соломона мы скоро все опять превратимся в обычных домашних животных.

Я тебе раскрыл величайшую тайну! Если Коммод узнает про это или об этом узнает Старый Хряк, то нам всем конец! Тогда между ними вспыхнет непримиримая смертельная схватка за монополию на остатки хлеба. А его осталось совсем немного, если предположить, что на него имеют право все животные и птицы в хозяйстве. Ещё, правда, какое-то количество присвоила себе моя бывшая подружка Джесси, но где её сейчас искать? Да и боюсь, что нам с тобой никто не даст даже попытаться это сделать. Наша песенка уже спета, кот! Ещё раз прости меня!

– И ты его простишь, Альфонс? – взорвалась Матильда. – Да тебя убить мало! Боже! А я им искренне верила!.. Стихи сочиняла!.. Нет! Этого не может быть! Ты такой же подлец, как и все вы – представители собачьего племени! Не клевещи на бога! Он не может быть таким же подлецом и убийцей, как вы, псы! А может ты провокатор?.. Пришёл сюда, чтобы выведать наши мысли и спровоцировать моего мужа на очередную глупость? Не верь ему, Альфонс! Не верь, заклинаю тебя!

– Успокойся, дорогая! Мы же договорились говорить шёпотом. – Альфонс оставался внешне невозмутимым. – Криком делу не поможешь. Я склонен думать, что наш пророк сейчас искренен. Его подставили так же, как и нас, но это не снимает с него вины за содеянное. То, что он раскаивается, это хорошо, но я не знаю – искреннее ли это раскаяние и надолго ли оно сохранится? Что, если сейчас сюда войдет Коммод, обнимет тебя, Пират, и скажет, что ты снова при делах, при власти, что тогда? Ты пойдёшь дальше морочить всем остальным головы, совершая новые преступления? И простишь ли ты мне потом то, что только что просил у меня прощения? Теперь мы, Матильда, с тобой свидетели. Мы слишком много знаем для того, чтобы иметь право жить дальше в этом «чудном» царстве свиней и собак! Сейчас ты, Пират, оказал моей семье самую дурную услугу, которую только возможно. Ты сделал нас свидетелями, знающими страшную тайну, осведомлёнными о том, чего простым животным нельзя знать!

– Поэтому я и сказал, чтобы вы держали язык за зубами и молчали об этом!

– А как нам с этим жить, не подскажешь? Знать о такой подлости и хранить её в тайне? И ладно, если бы мы могли, хоть что-нибудь поиметь от этого знания. Тогда молчание можно было бы хоть как-то оправдать корыстью и алчностью. Но жить с этим, терпя лишения, унижения и делая вид, что веруешь вместе со всеми остальными в фикцию, в обман, ибо так удобно, так безопасно – это позор!

Позор перед собой, перед вон тем котёнком, которого вы лишаете достойного будущего, одарив его фикцией, позор перед всем кошачьим родом! Мы съели этот хлеб, и теперь слово «позор» имеет для нас огромное значение! Я бы мог отмахнуться сейчас, как Матильда, от неприятной правды и сделать вид, что не верю тебе. Но ей это простительно – она самка! У них это природой заложено – в трудных ситуациях включать самообман, грёзы, верить в них и спокойно жить до очередного разочарования. Но я – кот! Я – натура гордая и свободная! Я могу поверить, но только один раз! Я поверил свиньям и Коммоду, а они меня предали и унизили! Я не буду ещё раз подставлять свою щёку под удар! Мы, коты – мстительные животные! Поэтому берегитесь все! И ты, Пират, тоже! Вы загнали меня в угол, думая, что я покорно дам перегрызть себе горло. Но вы ошиблись! Я первый в истории кот, наделённый человеческим разумом. Я горжусь этим, поэтому просто так, я умирать не собираюсь!..

– Успокойся, кот! – оборвал его Пират. – Действие этого чудо-хлеба скоро закончится и ты, Старый Хряк, я, Коммод и все, кто есть на этой ферме, станут снова теми, кем были всегда. И, что самое главное, мы даже не будем вспоминать о том, что сейчас с нами происходит. Мы станем животными без хозяев. Ну, если конечно, не найдутся законные наследники Стива. А меня тоже будут ждать в хозяйстве у Соломона. Давай лучше думать о том, что делать дальше, чтобы дожить до этого славного и безмятежного времени!

– А я не хочу уже доживать до этого, как ты говоришь, безмятежного и славного времени, ибо ничего славного я в нём не вижу! – не унимался кот-идеалист. – Мне дан волей божьей человеческий разум и именно в этом я вижу свою благодать, и именно этот период времени я считаю главным в моей жизни! И неважно, какой это бог, плохой или хороший, настоящий или нет! В любом случае, он сделал для меня благое дело и за это я и моя семья благодарны ему и готовы умереть за данную нам благодать – быть, как люди! Правильно я говорю, Матильда?

– Да, дорогой! – обречённо ответила Альфонсу жена.

– После того, что мы пережили, после тех творческих порывов и находок, после того, как мы ощутили себя разумными существами, скажи, Матильда, ты хотела бы, что бы твой сын стал обычным домашним котом, способным только клянчить у человека еду?

– Оставь меня, пожалуйста, в покое! Не приставай ко мне!.. Мне и так тяжело! Моё сердце разрывается на кусочки при мыслях о том, что нас ждёт в ближайшем будущем! И мне кажется: по сравнению с тем, что нас может ожидать сейчас, стать снова домашней кошкой не такая уж и плохая перспектива.

– Как тебе не стыдно! Ты замечаешь, Матильда, что мы впервые стали задумываться о будущем наших детей, чего никогда не было раньше! У тебя сейчас есть настоящие материнские чувства! Сколько у тебя раньше было котят? В том-то и дело, что ты уже не помнишь о них и, тем более, не переживаешь за их судьбу! А теперь! Ты оплакиваешь погибшего и беспокоишься за дальнейшую судьбу живого сына. И ты желаешь, что бы он снова стал котом, не помнящим родства, не думающим, не творящим, не созидающим? Стыдись, Матильда!

– Это я-то стыдись? Это пусть вот он стыдится! – и Матильда указала лапой на Пирата. – Этот носитель счастья и божьего слова! Осчастливил, спасибо! А ты с ним ещё разговоры ведёшь! Тьфу, противно даже! Ещё