Господи боже!

Они ворвались в магазин с оружием в руках. Никогда не забуду испуганные взгляды продавцов.

Я приросла к месту. Едва дышала. Все казалось нереальным, будто смотришь по телевизору – или покинул собственное тело.

В тот момент и появилась полиция.

Три автомобиля с проблесковыми маячками затормозили у ювелирного и схватили водителя, который пытался сбежать.

Все закончилось буквально за несколько минут.

Синие огни, крики, удары. А потом – тишина.

* * *

В ювелирном воцарилось странное молчание до тех пор, пока их не вывели на улицу. С грабителей сняли маски, и я заметила его издалека – руки за спиной, в наручниках. Таким злым я в жизни его не видела.

Мой отец.

– Кто-то настучал! Они нас ждали, мать вашу! – в ярости кричал он.

* * *

Я пошла домой, маме позвонили около половины четвертого. Я промолчала. А что я могла сказать? Боялась, что вырвется нервный смешок или вроде того, однако выглядела искренне шокированной.

Неудавшееся ограбление попало в местные новости. Имя и лицо отца мелькали во всех газетах и телепередачах. Во время слушания в Суде короны ему достался потрясающий барристер. Знаете, что самое интересное? Это была женщина.

Мне, пятнадцатилетней девчонке, она казалась самим совершенством – невозмутимая, умная, изысканная, дерзкая, уверенная, роскошная, и, главное, отец ее слушался. Поначалу даже боялся. Она не терпела хренового обращения. Я глазам не могла поверить, когда видела их вместе. Он ловил каждое ее слово. Однажды назвал ее «дорогушей» и сразу пожалел – она ясно дала понять, что обращаться к ней можно только «мисс Келли», иначе отцу придется искать себе другого защитника.

Однако не обошлось без расплаты за то, что он счел «неуважительным» к себе отношением. Проиграв безнадежное дело, барристер пришла навестить его в камере заключения. Он был жутко зол, винил ее в несостоятельности, обзывал «тупой сукой». Затем выхватил карандаш и проткнул ей глаз. В итоге получил обвинение в нападении. И угадайте, кто считал себя ответственным за то, что Келли осталась полуслепой?

Я.

Возможно, не сдай я отца, Клаудия Келли до сих пор смотрела бы на мир двумя глазами, а я не была бы девочкой, отправившей отца в тюрьму на двадцать лет. Тяжело нести такой груз изо дня в день.

И все же, увидев, как работает эта женщина, я захотела стать барристером. По-прежнему помню, какая у нее походка, манера речи, жесты. Она обладала властью, которую забрал мой отец, потому что боялся. Мне тоже хотелось власти, и я ее получила.

* * *

Никому, кроме Хайди, я не рассказывала, откуда полиция узнала об ограблении. Я своего добилась – отец исчез из нашей жизни.

Я победила.

Но не совсем.

В моем наивном плане имелся один большой недостаток. Я даже не подумала о том, как его заключение отразится на нас в финансовом плане – да и в повседневной жизни.

Через несколько дней после того как отца посадили, у дверей нашего дома стали появляться ростовщики, крайне неприятные люди, требовавшие «платы» за разные переделки, в которые он попадал. Полицию не вызовешь, потому что подонки угрожали прийти и изнасиловать маму посреди ночи.

При взгляде на нее в то время у меня разрывалось сердце. Никогда не видела ее такой эмоционально разбитой. Она ужасно выглядела, постоянно была в стрессе, отчаянно пыталась вытащить нас из болота, в которое отец – с моей помощью – затащил семью.

Чтобы расплатиться с заемщиками, мама продала почти все, и в момент нужды, не в силах больше нести это бремя, обратилась к хорошему другу с работы, Элу. Он помог нам деньгами, и с ним мама нашла счастье. Таких бескорыстных людей, как Эл, больше не найти.

Мысль о том, как я поступила с папой и как это в итоге отразилось на матери, преследовала меня годами. Как сказать, что из-за меня ей пришлось пройти через весь тот ужас? Каждый день тайна продолжает душить меня.

Узнай отец об этом, он бы меня убил.

Надеюсь, заключение пошло ему на пользу и он многое обдумал. Я тем временем стала барристером, и это наверняка впечатлит его.

Вот и нашелся ответ на вопрос, как и когда мы увидимся после его заключения. Последний раз он видел меня напуганной пятнадцатилетней девчонкой. Теперь же я – взрослая и уверенная в себе женщина.

Он узнавал меня секунд десять.

Парик свое дело делает. Волосы завязаны в хвост. Кроме того, в подростковом возрасте я не была платиновой блондинкой.

На мне – мантия поверх брючного костюма, выгляжу как профессиональный барристер. Прижимая к себе книги по юриспруденции и тонкую папку с несколькими документами, я думаю о том, что до вызова в суд остается минут десять.

Вид у него ужасный.

Голова побрита, седеющая щетина покрывает нижнюю часть лица. Судя по морщинам, до сих пор много курит. Постарел сильнее, чем я ожидала. Джинсы в грязи, как и ярко-синий свитер.

Он в возбужденном состоянии, склонился над столом в крошечной камере и дергает ногами под стулом. Вытянутая узкая лампа на потолке громко гудит и светит чересчур ярко для небольшого помещения. Пахнет сыростью.

Вот уж кого он сейчас не ожидает увидеть, так это меня.

– Пап? – дрожащим голосом зову я.

Черт.

Он смотрит на меня, и через пару мгновений до него доходит. Ну что, впечатлен, как далеко я зашла, чего добилась?..

– Слушай, Аманда, вытащи меня отсюда.

Я бросаю на него бесстрастный взгляд. Ни злости, ни печали, ничего такого. Я не порадую его эмоциональной реакцией.

Ну ладно.

– И это все? – Я пожимаю плечами. – Мы не виделись девять лет, я стала барристером, и это первое, что ты мне говоришь? А где же «молодец, ты так преуспела» или «рад тебя видеть»?

В детстве такого не было, однако сейчас ситуацию контролирую я. И ему это чертовски не нравится.

– Да, конечно, только я тут в трудном положении…

– Кто бы сомневался… папуля. – Я стою рядом с дверью и пристально смотрю на него.

А он, как и прежде, уставился на меня со злостью. За годы так и не снял эту маску угрозы. Голубые глаза тускнеют на фоне осунувшегося лица, рот кривится, готовый в любую минуту изрыгнуть крик. То же самое лицо, от которого я пряталась в детстве. Оно пугало меня и доводило до слез. Только вот сейчас сила на моей стороне.

– Ты не удивлен нашей встрече? Прошло, знаешь ли, девять лет, – продолжаю я. Понимаю, что обстоятельства печальные, но должен же он хоть немного обрадоваться тому, что увидел меня.

Свою дочь. Свою маленькую девочку.