– Мистер Флэк, э-э, вы впервые встретились с мистером Уинтером в одной из больниц в ноябре, все так?

– Пс-с-с!

На этот раз оборачиваются уже все, желая узнать, чего хочет Уинтер. Не прошло и тридцати секунд с начала допроса, как он уже дважды перебил меня. Де Суза бросает на меня нетерпеливый взгляд и спрашивает, нужно ли мне время переговорить с клиентом. Я с благодарностью киваю и, подбежав к скамье, прижимаю ухо к отверстию в стекле.

– Спросите, что он планирует сделать по поводу гигиены окружающей среды. И узнайте у судьи, откажет он в апелляции или нет. Вопрос номер восемнадцать!

– Мистер Уинтер, я провожу перекрестный допрос главного свидетеля стороны обвинения. Сейчас не время задавать вопросы о вашем деле.

– Но…

Я подношу палец к губам и делаю громкое «ш-ш!». Это недопустимо. С другой стороны, более трудного клиента и представить сложно, так что, пожалуй, хорошая практика.

Возвращаюсь на свое место, окончательно потеряв нить размышлений, и в зале повисает гробовая тишина.

– Даю вам минутку, мисс Бентли.

– Спасибо, ваша честь.

* * *

Слушание в Суде короны занимает все утро. Я пропускаю обед, чтобы поработать над заключительной речью. На еду времени не хватает. Трое свидетелей стороны обвинения оказались непробиваемыми, все как на подбор уверенные, заслуживающие доверия и явно говорящие правду. Даже не представляю, какого результата мы добьемся. Точнее, догадываюсь… апелляцию мистера Уинтера отклонят, и он придет в ярость. Остается только хорошенько подготовиться к этому.

* * *

Уже два часа, и я спешу собрать вещи, чтобы вернуться в зал суда. Неужели время прошло так быстро?

Мистер Уинтер ждет – наверное, подготовил еще несколько вопросов судье. Все повторяет, что хочет «высказаться сам» (этих слов как огня боится любой барристер, потому что они означают верное поражение).

Когда мы входим в зал, Уинтер направляется прямиком к свидетельской трибуне и с напыщенным видом приносит клятву.

Дача показаний, простое дело для большинства ответчиков, явно не для мистера Уинтера. Он уходит от темы и пускается в разглагольствования о социальном жилье, эстакадах и решении местного совета об урезании бюджета на уличное освещение. Он говорит умные вещи, но делает это как сумасшедший самодовольный зазнайка и в итоге не приходит ни к каким выводам. Хотя такое описание подходит как минимум половине известных мне адвокатов. Может, Уинтеру стоит задуматься о карьере барристера…

Мистер Дэвидсон приступает к перекрестному допросу с тревожным, мягко говоря, видом. Мне жаль оппонента, хоть я и заинтересована в успехе моего подзащитного. Уинтер устраивает ему нелегкую жизнь, напоминая одного актера, которого приглашали на устные экзамены на юридический факультет. Молодые ребята из местной школы искусств изображали свидетелей, которых мы допрашивали. Они страшно переигрывали, превращаясь в худшего свидетеля, какого только можно представить – видимо, так полагалось по инструкции. После экзамена мы смеялись и представляли, как ужасно было бы на самом деле допрашивать такого человека. Думали, что в жизни подобных не бывает. Как же мы ошибались! Вот он, существует в лице мистера Уинтера.

Неизбежно наступает момент, когда мистер Дэвидсон называет Уинтера лжецом, и тот, краснея, в ярости машет ему пальцем.

– Я НЕ лжец, господин обвинитель! Как вы смеете!

– Я утверждаю, мистер Уинтер, что вы соврали об этом конкретном происшествии. А еще вы угрожали мистеру Флэку, разве не так?

– НИЧЕГО подобного! Неужели я похож на человека, который будет разбрасываться угрозами? – кричит Уинтер, перегибаясь через свидетельскую трибуну с таким бешеным взглядом, будто хочет кого-нибудь прикончить.

Я морщусь и поглядываю на де Сузу – тот, понаблюдав за спектаклем, просто пишет что-то в своем блокноте, изогнув брови. Наверное, слово «ВИНОВЕН» большими красными буквами.

– Вопросов больше не имею, ваша честь, – заявляет Дэвидсон, прекративший допрос в самое подходящее время.

– Требуется ли повторный допрос, мисс Бентли?

Господи боже, давайте побыстрее закончим.

– Нет, ваша честь.

– Тогда переходим к заключительным словам, – возвещает де Суза.

* * *

Я говорю прямо и кратко, не больше пяти минут. Смысла трепаться нет. Мистер Уинтер недовольно пыхтит, но я все равно продолжаю. После чего де Суза почти сразу выносит вердикт. Плохой знак.

– Мистер Уинтер, в этом деле против вас имеются неопровержимые улики, которые не оставляют оснований для разумного сомнения. Вы совершили указанные правонарушения, поэтому ваша апелляция отклонена.

Мощный стук молотка подчеркивает конец речи де Сузы. Мистер Уинтер гневно замахивается своей сумкой через стеклянную перегородку. Двое охранников удерживают его, а он кричит, что это несправедливо.

– Офицеры, в камеру его, – велит де Суза, и Уинтера уводят из зала суда. Хлопает дверь, но его безумные вопли эхом отражаются от стен коридора.

Де Суза кивает и встает. Теперь секретарь должен «закрыть суд» – очень забавный ритуал. Мы встаем, секретарь произносит что-то высокопарное, заканчивая словами «Боже, храни королеву», после чего все кланяются. Выглядит совершенно нелепо, но никто не возражает, да и с чего вдруг? На нас же парики семнадцатого века.

Впервые за весь день я делаю глубокий вдох. Выжата как лимон, сил совсем не осталось.

Начинаю собирать вещи, и тут меня окликают.

– Мисс Бентли?

Мики, старший пристав, возник у входа для судей.

– Есть минутка? Судья зовет.

О господи.

– Конечно.

Я поднимаюсь по ступенькам, и тело опять наполняет адреналин. За каким чертом я понадобилась де Сузе?

– Сюда, пожалуйста.

Мики ведет меня через лабиринт тускло освещенных коридоров мимо темных дубовых дверей с золотыми табличками, на которых написаны имена судей. Я уже бывала в таком кабинете со Скайларом, а вот одна – ни разу. Что нужно делать? Пожать руку, хоть мы и видимся каждый день в «Афине»? Или ПОКЛОНИТЬСЯ? Ничего не помню.

Подходим к двери де Сузы, Мики стучит.

– Войдите! – слышится приглушенный голос.

Мики впускает меня. Главное правило «Если сомневаешься – поклонись» лишним не будет. Странно, всего пару месяцев назад мы обсуждали, что он трахается с моей подругой, и вот я кланяюсь перед ним.

Де Суза смеется.

– Прошу, Аманда, не надо! Садись.

Я нервно хихикаю, послушно присаживаюсь, а он откидывается на спинку кресла.

– Тебе сегодня досталось очень сложное дело. И особенно трудный клиент.