– Верхний номер – Коляда. Нижний – Караев. Что-то еще?

Паша напряженно молчал. Он попросту боялся открыть рот, чтобы оттуда не вылетела еще какая-нибудь глупость, инспирированная близостью мистической и кровожадной куклы Чаки. А если бы она согласилась на кино? Как потом разгребать? Все так же храня молчание, он достал из кармана три фотографии и веером разложил их перед Соней.

– Знаком кто-нибудь? Может быть, видели когда-то?

Посмертное фото девушки из автобуса № 191 (прижизненных просто нет); фото Филиппа Ерского, выуженное из интернета и распечатанное; Филипп и Шарк на борту яхты. Последнее шло внеплановым прицепом, как скан с оригинальной фотографии, который Однолет сделал собственноручно. Соня снова постучала пальцами по столу (на этот раз на свет божий явился убойный прошлогодний хитяра «Lost on You») и переложила фотографии в линию и под прямым углом друг к другу.

– Так. Девушка мне незнакома. Никогда ее не видела. Парня видела, но не могу вспомнить где. А вот мужчина… Это Кассис, Кирилл Викторович, один из наших основных спонсоров. Большой друг театра и лично Лидии Генриховны. Он у нас на каждой афише фигурирует. Ну, не он лично. Его компания.

– Как называется компания?

– Что-то вроде «Стрим-экспресс». Я могу посмотреть.

– Не нужно, – воспротивился было Однолет, но Соня уже листала блокноты:

– Да. «Стрим-экспресс», так и есть… Я видела его в «Барашках». В тот вечер, когда мы ужинали там с Иваном Караевым.

– Главу фирмы?

– Нет. – Соня прикрыла веки. – Парня рядом с ним. Того, кто на второй фотографии.

Однолет почувствовал, как по спине – от шеи к копчику – пронеслась вереница мурашек. Так бывало всегда, когда ему неожиданно улыбалась удача. Еще ничего толком не произнесено, история даже четких контуров не приобрела, а уже растет и ширится ощущение, что ты бога за бороду схватил. И он вот-вот начнет давать признательные показания.

– Этот парень тоже там ужинал?

– Непосредственно в зале я его не видела.

– Где тогда?

– Вы же знаете, где они находятся, «Барашки».

– Никогда там не был, – вынужден был признать Однолет.

– Четвертый этаж торгового центра на Сенной. Народу тьма, но в «Барашках» тихо. Очень интеллигентное место. Я специально его выбрала и столик заранее заказала. С видом на Исаакий, чтобы сразу представить город. Все было очень мило. Иван Караев читал мне стихи.

– Правда, что ли?

– О Петербурге, – тут же поправилась Соня. – Пейзажная лирика. И немного гражданской.

– «Люблю тебя, Петра творенье…»?

– И это тоже. А еще «Я вернулся в свой город, знакомый до слез». Потом он рассказывал о своей семье. Отец его, оказывается, учился здесь в театральном, а сам Иван Караев никогда в Питере не был. Даже удивительно. Это он так сказал – «Даже удивительно». И здесь у него никого нет. Кроме Лидии Генриховны и теперь вот… меня. Это он так сказал – «и теперь вот меня». А потом…

Соня снова смежила веки, и Паша Однолет увидел, как без устали движутся под кожей глазные яблоки: влево-вправо, влево-вправо. Она как будто пыталась восстановить в памяти картину случившегося и все расставить в строгом геометрическом порядке. Царство прямых углов и одинаковых расстояний между предметами. Так удобнее искать ускользающие детали, и именно этим кукла-маньяк сейчас и занималась.

– Потом Иван Караев кого-то увидел на входе. Мне, во всяком случае, так показалось. И что-то он такое сказал сам себе… Пробормотал под нос. Не очень лицеприятное.

– Что именно?

– Я не запоминаю подобные формулировки, увы. В общем, он извинился и сообщил, что сейчас подойдет. И вышел.

– И?

– Он довольно долго отсутствовал. Настолько долго, что я отправилась его искать. Все-таки человек впервые в городе, мало ли что… А вы бы как поступили?

– Если бы он был девушкой? – уточнил Однолет. – Наверное, так же.

– Я даже на улицу вышла, но его нигде не было. А потом, когда поднялась… Там, рядом с «Барашками», есть небольшой коридорчик, который упирается в черную лестницу. Или… как это называется?

– Запасной выход.

– Да. Обычно он закрыт…

– Обычно? Вы часто там бываете?

– Не то чтобы… Но мы отмечаем там дни рождения. Летние. Сейчас.

Жестом фокусника Соня вынула из стопки еще один блокнот, четвертый по счету – «Винни-Пух и все-все-все». И раскрыла его.

– Игорь Томашпольский – 13 июня, Семен Рыков – 24 июня, Клавдия Петровна Слащинина – 3 июля. Клавдия Петровна – наш костюмер. Там еще есть терраса, очень милая, она нравится Лидии Генриховне.

– Так выход оказался открыт?

– Да. И они там стояли, на лестнице. Иван Караев и тот парень с фотографии. Мне показалось, они ссорились.

– Показалось или ссорились?

– Насколько критична будет неточность в изложении? – поинтересовалась Соня, и Паша Однолет поразился столь затейливой формулировке.

– Желательно вспомнить все в подробностях.

– Ну, хорошо. Иван Караев сказал: «Почаще оборачивайся с сегодняшнего дня. Только вряд ли тебе поможет. Ты не жилец». Он еще что-то говорил, но я запомнила только это… Не знаю, насколько это важно.

– Это важно, – подумав, сказал Однолет. – Что было потом?

– Я ушла. А как бы вы поступили на моем месте? Если бы они меня обнаружили, мне бы точно не поздоровилось. Не к тому, что мне пришлось бы почаще оборачиваться. – Соня неожиданно хихикнула. – А может, и к тому. Ненужный свидетель вызывает чувство неловкости. А это чувство может завести куда угодно.

– Вы думаете?

– В детективах все выглядит именно так. Не бульварных, а настоящих. С интеллектуальной начинкой. Неловкость – чем не мотив?

– Ну, не знаю…

Еще ни разу за время короткого знакомства Соня не казалась Однолету так похожей на сумасшедшего Чаки из ужастика. И эта страсть к прямым углам и мелочной фиксации всего и вся!.. С толстухой явно не все в порядке, а он еще в кино с ней собрался…

– А вы какой мотив предпочитаете?

– Предпочитаю, чтобы их вовсе не было.

– А мне нравится месть. Я бы выбрала его. Видимо, и Иван Караев его выбрал. Ведь парня с фотографии убили, так? Но я ничего не утверждаю. Просто рассказываю все, как есть, стараясь избежать неточностей.

– Я благодарен вам за это, – промямлил Паша, слегка ошарашенный Сониными признаниями. – Теперь давайте продолжим. Вы вернулись в зал?

– Да.

– А Иван Караев?

– Подошел минут через пять.

– Он как-то объяснил свое отсутствие?