Я почувствовал холод безысходности. Страх пропал. Что бы там Гром ни задумал, он этого не сделал. Проскользнул по траве. Вскочил. Замер. Теперь – смерть. Несмотря на боль в запястье, я выхватил меч. И наконец сообразил, что зубач исчез. Его не было в руках охотника. Значит…

Бихчахт, грохнув всем весом о землю, замер. Должен был тут же показать свою мощь – в клочья разодрать дерн, не оставить ни следа от помеченного участка и так принять вызов Грома. Вместо этого неуклюже привстал. Покачиваясь, прошелся вперед. Судорожно расставлял средние лапы, подгибал голову к груди.

– Смотри! – с восторгом выдавил Феонил.

За бихчахтом оставалась густая, почти черная полоса. По сравнению с тем озером крови можно сказать, что с Густа натекло не так уж много. Последнее шевеление в траве на том месте, где еще недавно лежало тело наемника, стихло. Насекомые сделали свое дело. Нужно было уходить, пока они не заинтересовались нами с Громом. Мы бы так и сделали, если б не марухша за моей спиной. Самая слабая. Самая верная.

После смерти бихчахта мы должны были принять к себе его самок. Охотник сказал, что это единственная возможность избежать столкновения с ними. Марухши считали, что у них появился новый вожак, но явно не обрадовались такой перемене, готовились в любой момент оспорить власть Грома. Избавиться от них можно было единственным способом.

– Это безумие… – прошептала Миа.

– Это то, что нас спасет, – вздохнул Громбакх.

По его рукаву сочилась кровь. Бихчахт зацепил охотника задней лапой. Ничтожная рана по сравнению с тем, что могло быть, упади он на Грома всем весом.

– Безумие… – продолжала шептать Миа.

Но выбора не осталось. Стаю объединяла охота.

Охотиться наравне с маргулами мы не могли и должны были устроить бойню.

– Они бы и так погибли, – кивнул Нордис. – Вместе с нами. – Замахнулся молотом и обрушил его на спину ближайшего коня.

Громкий, рвущий плоть, треск сломанного хребта.

Бойня началась.

Сразу несколько скакунов, не обращая внимания на шоры и запахи, рвануло в сторону. Это было нам на руку. Ими занялись марухши.

Мы забивали своих же коней и минутанов. Топором, мечами, ножами, молотом, конрой. С немым озлоблением. С отвращением к самим себе. И с пониманием, что теперь мы до заката из леса не выберемся.

Маргулы бросались на тех, кто пытался бежать. Рвали им шеи и бока. Вгрызались. Топтали. Ликовали. Приветствовали нового вожака, который хоть и победил не по правилам, да и сам был мелким, слабым, все же привел их к добыче.

Убитых коней и минутанов мы стащили в одну кучу. Отвязали и отбросили заплечные сумки. Подождали, пока марухши подтащат свою добычу для общего дележа, пока помочатся на них, чтобы защитить от нашествия насекомых, и стали забрасывать разодранные туши комьями взрытой земли. По правилам стаи Гром должен был первый наесться и лишь потом подпустить других, но тогда началась бы свара, в которой маргулы легко бы от нас избавились – хватило бы нескольких ударов когтями. Единственным исключением из правил оставался временный схрон. Так Громбакх показывал свое превосходство. Говорил всем, что не боится за сохранность добычи, верит, что никто не посмеет к ней подступиться, а мясо за ночь подтухнет, станет лакомым.

Марухши, увидев, что мы задумали, быстро пришли на помощь. Мощными рывками помогли скрыть изуродованных лошадей и минутанов под слоем дерна и земли.

Подобрав заплечные сумки – те из них, что не попали под когти маргул, – мы молча, в немом напряжении отправились к юго-западу, туда, где, по словам Тенуина, мог находиться Окружной лес.

Как и предсказывал Гром, марухши сопровождали нас в отдалении. Человеку при всем желании не удалось бы удержать вокруг себя стаю этих зверей. Самки одна за другой пропадали. На это мы и рассчитывали. Они торопились к схрону. Не верили новому вожаку. Боялись выступить против него открыто, но, увидев, что он их не догоняет, не бьет, не наказывает за отступничество, уходили все смелее. Пока не осталась одна. Самая слабая. И самая верная.

Обсуждать случившееся никто не хотел. Шли без слов. И только Густ время от времени принимался ворчать. Гром запретил ему подходить к бихчахту. Самка не смеет тронуть вожака, пусть бы и поверженного. И уж тем более ковыряться в его груди, выискивая там зубач.

Ворчание и погубило Густа. Нужно было заподозрить неладное, когда он вызвался остаться со мной и Громбакхом. Остальные разошлись для краткой лучевой разведки – в разные стороны, на полверсты, парами. Тенуин уже признал, что направления в лесу сбиты, что он не может точно указать наше положение. Густ сказал, что хочет отдохнуть. А сам при первой возможности ударил Грома по лицу. Отомстил за унижения, за потерянный зубач. И это было последнее, что он сделал. В следующее мгновение его голова оказалась в пасти марухши. Она была рядом. Она все видела. Бросилась на защиту самца. Не желала быть самой слабой самкой.

И теперь я опасался, что она сделает то же со мной. Постарается, убив меня, самоутвердиться. В одно краткое мгновение обезглавит и, довольная легкой победой, убежит. Чтобы проглотить голову. Чтобы потом подластиться к вожаку. Гром должен был отругать ее за первое нападение – прихватив за шею, повалить. Придавить. Ударить. Разумеется, сделать этого не мог. Марухша получила свободу действий. Ничто не мешало ей сейчас же убить меня. Но вместо этого она ушла. Еще несколько мгновений стояла за моей спиной. Потом стала пятиться. Скрылась за деревьями и больше не появлялась. Вернулась к стае. Теперь им предстояло избрать временного вожака и отправиться на поиски постоянного – нового бихчахта.

С разведки все пришли молча. Никто не обнаружил ничего обнадеживающего. Мы даже не знали, в какой части леса оказались.

До заката оставалось полчаса. Все понимали, что спешить бессмысленно. Мы и без того заблудились.

Эрза и Нордис, узнав о том, что случилось к Густом, не сказали ни слова. На слова и чувства не осталось времени.

Решено было готовиться к ночевке. Тенуин отвел нас на полверсты южнее. Указал на прогалину.

– Здесь.

Все уже знали, что делать. Успели обсудить. И принять. Ничего другого не оставалось.

Только усталость. И отчаяние.

Вырыли яму. Уложили на дно свежие поленья – Нордис быстро и легко работал топором Громбакха. Щели засы́пали лепестками гаиса из лекарской сумки Эрзы. Покрыли лапником. Сделав последние приготовления, вымазались турцанской мазью. Легли в яму чередуясь: голова, ноги. В тесноте прижались друг к другу. Нордис и Феонил – по бокам, от земли их отделяла перегородка из заплечных сумок. Раненый Громбакх – посередине, возле Тенуина. Я лег между охотником и Миалинтой.

Осталась последняя деталь.

– Давай, – скомандовал Тенуин.

Все подняли руки. Подцепили, каждый со своего края, ткань и резко потянули на себя, засыпая яму лапником, перемешанным с землей.