Я всегда исхожу из того, что дети, которые пришли в зал, равные мне партнеры. Я не отношусь к ним как-то иначе, чем ко взрослым. У меня нет ни умиления, ни высокомерия по отношению к ним – так же как по отношению к своим детям, когда они были маленькими, или сейчас к внукам. Да, они знают меньше, чем я, у меня больше опыта, но они такие же люди, как я. Только лучше. И они для меня более интересны, чем я для них. Очень сильный мотив для творчества! Я не должен их подвести. Тогда – иногда – возникает контакт между сценой и залом, живой контакт, он – главное, ради чего я все делаю. Это очень эгоистическое чувство – создавать, наблюдать, ощущать то живое, новое, что рождается на спектакле.

Еще десять лет назад подростки, обиженные высокомерием взрослых, прятали свою обиду за иронией, за циничной бравадой – это было распространенное явление. Но тогда оставалась возможность хотя бы для такого контакта с ними. Куда хуже, если возникает глухая стена. Появилось множество малолетних конформистов, которым абсолютно все равно – слушают их или нет, разговаривают с ними или молчат. Юноша идет по улице в наушниках. Его внимание занято лишь тем, что он слышит. Остальное он не воспринимает. Но я не решаюсь судить его за это. Я знаю, он не снимет наушники, пока не поверит, что здесь, в ближайшем окружении, есть что-то интересное и важное для него.

Самая главная и, наверное, самая трудная наша задача сегодня – вернуть доверие молодых. Большинство взрослых полагает, что знает молодежь и понимает ее проблемы. Дети часто слышат в свой адрес: “У вас не жизнь, а подготовка к жизни. Хорошо учитесь, будьте честными, уважайте старших”. Разве можно требовать к себе уважения, глядя свысока? Это чувство может существовать только на взаимной основе.

Если мы хотим действительного, искреннего уважения детей, нам следует для начала спуститься со своего взрослого пьедестала, заглянуть им в лицо, постараться понять, что их волнует и мучает, что причиняет боль, вызывает радость, восторг, неуверенность, ненависть, страх… И я могу сказать, что во время спектакля “Ловушка” мы это увидели не только на сцене, но главное – в зале, в глазах наших зрителей.

Спектакль сбил взрослую спесь. Подростки увидели и услышали в нем правду о себе. Правду, которую не “проходят” на школьных уроках, о которой неохотно говорят родители и учителя.

Адаптация правды, ее перевод со взрослого языка на детский, желание сделать из горького лекарства сладкую конфету в красивой обертке приводит к печальным результатам. Речь не только о подростках, но и о самых маленьких. Чем младше ребенок, тем он доверчивей, и обманывать его – грех непростительный. Плохо, если маленький зритель сразу поймет, что театр – всего лишь веселая забава. Сказка – ложь, но в ней содержатся важные истины, которые должны быть восприняты всерьез. А это возможно только при высоком художественном уровне. Василий Макарович Шукшин сказал: “Нравственность есть правда”. В нашем случае художественность есть правда.

Несколько сезонов в РАМТе копилась дополнительная энергия, которая потребовала выхода. Появился азарт. А если его испытываешь и способен заражать других, выясняется, что и деньги как-то находятся и в Минкульте, и в СТД, где существует грант для детских театров. Мы подготовили проект “Молодые режиссеры – детям”, когда меня стали бесить утренники. Чуть раньше Владимир Богатырев выпустил замечательные “Сказки на всякий случай” по книге Евгения Клюева.

Само это понятие так заштамповано, что перестало иметь какое-либо отношение к задачам искусства. Что такое сегодня детский спектакль? Он до сих пор в тисках стереотипов полувековой давности. Поэтому наша идея, наша задача состояла в том, чтобы рассказать сказку так, чтобы она была интересна нынешним детям, которые не намного моложе режиссеров-пятикурсников и молодых артистов.

Чтобы как-то изменить статус, характер детского спектакля, мы решили пригласить молодых ребят. А Сергей Женовач со студентами первого курса всегда делает семестр сказок – это его ноу-хау, очень умное педагогическое решение. Я предложил его студентам поработать в РАМТе. Из семерых отозвались пятеро. В течение шести дней с утра до ночи они работали с актерами, которые согласились по такому случаю выйти раньше из отпуска, и показали нам с Женовачом двадцатиминутные заявки (эскизы). Мне раньше казалось, что это ставит режиссеров в сложное положение: им как будто приходится что-то доказывать (хотя иногда от этих доказательств толку мало, а бывает, что никто ничего не доказывает, а результат налицо), но с этими ребятами все прошло нормально, потому что наш проект стал частью их учебного процесса. Группа крови студентов Женовача оказалась нам близкой, все передружились и носились друг к другу на репетиции. Мы выбрали четыре эскиза. Еще один отрывок – Егора Перегудова – был очень интересным, но он предложил осуществить работу в нашем “Ночном проекте”. Так возник спектакль “Под давлением 1–3” по пьесе немецкого драматурга Шиммельпфеннига.

Я считаю, что правильно позвал совсем молодых режиссеров, потому что они свободны от всяких наслоений и наростов. К тому же они выбрали замечательный материал, что ни автор – целый мир.

В течение нескольких месяцев студенты, пришедшие на проект “Молодые режиссеры – детям”, в Черной комнате и на малой сцене РАМТа выпустили спектакли: “Как кот гулял где ему вздумается” Киплинга в постановке Сигрид Стрем Рейбо (она приехала учиться к Женовачу из Норвегии), “Бесстрашный барин” Афанасьева (режиссер – Марфа Горовиц), “Почти взаправду” Тоона Теллегена (режиссер – Катя Половцева) и “Волшебное кольцо” Шергина (режиссер – Александр Хухлин).

Премьера проекта получилась международной – еще до Москвы “Кота” увидели на театральном фестивале в Кельне.

Молодые режиссеры не ставили специфически детские спектакли с расчетом на каких-то недоумков. Мы же не относимся так к своим детям. Они делали не детский театр, а игровой, в котором взрослые получают те же самые эмоции. А уж если дети начинают подключаться, это по-настоящему здорово! Актеры готовы включить и их, и вообще целый свет в свою игру. Это процесс совершенно не умственный, а эмоциональный. На одном из первых представлений спектакля “Как кот гулял где ему вздумается” дети так включились в действие, что некоторые поползли на сцену. Это было не пошлое заигрывание, а стихия импровизации.

Мне важно, что человек для этих молодых режиссеров – индивидуальность, а не существо, шагающее вместе с себе подобными в одном строю. Кроме того, у них очень хорошая профессиональная база. В шестнадцать или восемнадцать лет человек может просто кричать то, что он хочет сказать миру. Но дальше нужно понимать, как сделать, чтобы тебя услышали. Эти молодые режиссеры понимают.

Они оказались ребятами содержательными, обладающими серьезным взглядом на то, что делают. Я их вообще воспринимаю как поколение обнадеживающее, обладающее определенным уровнем культуры и крепкой школой. Появление же их в театре полезно и с эгоистической точки зрения, поскольку вливание новой крови всегда будоражит профессиональную жизнь.

Вслед за ними позже пришла в театр Рузанна Мовсесян. Она поставила “Лёлю и Миньку” Зощенко, и тогда я четко решил менять постепенно весь утренний репертуар.