– Значит, вы признаете, что подделали диагноз? – уточнил Мономах. – Написали, что пациент страдает хронической сердечной недостаточностью и поэтому операция ему противопоказана?

– Это – не подделка! – упрямо замотал головой врач. – Я лишь пошел навстречу родственнице!

– Аркадий Рукояткин проходил полное обследование каждые полгода, – сказал Горин. – Последнее – незадолго до происшествия, и ни разу ему не ставили такой диагноз. Что это, как не подделка? Возможно, из-за вас человек умер, это-то хоть до вас дошло?! Сколько вам заплатила Тамара Челищева за откровенную липу?

– Я взяток не беру! – воспылал праведным гневом Курпатов. – За кого вы меня принимаете?!

– За человека, который легко меняет диагнозы ради собственной выгоды! – бушевал адвокат. – Вы у меня врачом работать не будете – вас вообще не подпустят близко ни к одному лечебному учреждению…

Мономах мягко положил руку на его локоть, останавливая лившуюся потоком сбивчивую речь.

– Послушайте, Василий Орестович, – сказал он, обращаясь к коллеге, – нас не интересует, получили ли вы мзду за свою услугу – я даже допускаю, что вы сделали это бесплатно, из жалости…

– А так все и было! – перебил Курпатов, но Мономах прервал его властным взмахом руки.

– Нам важнее выяснить детали пребывания Рукояткина в больнице. У вас есть что нам рассказать?

– Да нет, ничего такого… Ну, разве что одну вещь: ваш приятель по большей части спал. Его диагноз не предполагал такого состояния, но племянница заверила меня, что все нормально и что ей приходится давать дяде успокоительные, чтобы он не буянил – вроде бы такое с ним частенько случается. А мне, знаете ли, не нужны в палате эксцессы!

– Она даже не отрицала, что кормит Аркашу наркотиками! – простонал Горин, беспомощно глядя на Мономаха, которому показалось, что адвокат готов разрыдаться от гнева и бессилия.

– Как часто приходила Тамара? – спросил Мономах, сочтя за лучшее проигнорировать всплеск эмоций напарника.

– Каждый день, иногда по два раза, – ответил Курпатов. – Я удивлялся такой заботе, ведь она ему даже не дочь!

– Да уж, заботливая… – пробормотал себе под нос адвокат, взявший себя в руки.

– На самом деле, Рукояткин пролежал у нас всего четыре дня, – добавил ортопед. – Я был против того, чтобы его выписывать, да еще и так поздно вечером – уговаривал оставить хотя бы до утра. Я как раз дежурил, с утра проверил бы его, осмотрел как следует… Не знаю, к чему было горячку пороть! В целом состоянию здоровья ничто не угрожало, но, вы же понимаете, пожилой человек… Однако племянница настаивала, мотивируя свое решение тем, что дома, при хорошем уходе, он скорее пойдет на поправку.

Прежде чем адвокат снова сорвется, возмущенный лицемерием лечащего врача его приятеля, Мономах поспешил задать следующий вопрос:

– Она просила вас порекомендовать сиделку?

– Откуда вы знаете?

– Ну, сами же сказали, что выписали его раньше времени! Тамара не из тех, кто стал бы сам выносить за дядей утку: ей требовалась опытная медсестра!

– Вы правы, она обратилась ко мне с этой просьбой, и я предложил нескольким нашим девчонкам работу. Но они как-то без восторга восприняли предложение: молодежь, знаете ли, не очень любит пахать! Племянница Рукояткина обещала неплохую зарплату, но им показалось, что этого недостаточно. Только одна согласилась, Евгения Цимбалист. У нее тяжелое семейное положение, двое детей, а мужа нет.

– Она сейчас в больнице?

– Должна быть где-то в отделении.

– Поможете нам ее найти?

* * *

Алла ожидала увидеть большого, откормленного мужчину с лоснящейся физиономией и какой-нибудь дорогущей цацкой на запястье – часами или браслетом.

Ее отношение к чиновничеству всегда было настороженным, и дифирамбы, которые пел депутату Леонид Пегов, не могли изменить мнения Аллы: она по-прежнему считала, что депутаты похожи на кровососущих насекомых на теле государства. Имея доступ к государственным средствам, они, кто потихоньку, а кто и в наглую, распиливают их на доли. Маленькая толика иногда достается нуждающимся, а все остальное утекает между пальцев по месту назначения – в широкие карманы депутатов.

Алла слышала, что есть среди них и те, кто честно исполняет свой долг перед выбравшим их населением, но не слишком верила в правдивость этих слухов. Сама она, к примеру, понятия не имела, кто ее депутат, так как ни разу в глаза не видела этого деятеля! На выборы ходила из чувства противоречия, но каждый раз терялась, видя в листке список фамилий, которые ей ни о чем не говорили: ни один из кандидатов не вызывал у Аллы теплых чувств по причине того, что она слыхом не слыхивала о его добрых деяниях, если таковые и имели место быть, а сам кандидат никогда не пытался доказать ей ее неправоту.

Ожидания Аллу обманули.

Павел Николаевич Сидихин оказался на месте, в своем кабинете – уже удивительно. День был неприемный, но секретарша и не пыталась строить из себя начальника пустого места, а сразу предложила посетительнице войти – не пришлось даже привычно демонстрировать «корочки».

Когда Алла, изумленная такой вежливостью, переступила порог скромного кабинета, депутат поднялся ей навстречу.

Может, ее с кем-то перепутали?

Он оказался невысокого роста, плотным, но не полным мужчиной чуть за пятьдесят, с залысинами на лбу и гладко зачесанными назад жидкими волосами. Лицо его было вполне обыкновенным, не из тех, что запоминаются, но в нем по крайней мере не было ничего отталкивающего: так мог выглядеть и директор крупного завода, и школьный завхоз. На волосатом запястье депутата Алла заметила недорогие часы с поцарапанным циферблатом, а его костюм, очевидно, был куплен в обычном торговом центре и стоил не больше того, что может себе позволить среднестатистический работающий россиянин.

– Добрый день, – поздоровался он – без улыбки, но приветливо. – Вы, простите, по какому вопросу? Дело в том, что у меня есть только полчаса, а потом я убегаю на совещание, но вернусь после обеда, и тогда…

– Думаю, полчаса мне хватит, – прервала Сидихина Алла и вытащила удостоверение.

– Неужели вы нашли Леню?! – воскликнул он.

– Почему вы так решили?

– Потому что я подавал на него в розыск! Так вы нашли его?

Алла с удивлением прочла на лице депутата надежду, смешанную с недоверием: так играть смог бы разве что профессиональный театральный артист. А что, если он не притворяется и действительно переживал за парнишку? Если он подавал в розыск, то выяснить это проще простого!

– Нашли, – ответила Алла.

– Он жив? Здоров?

– Жив, однако не вполне здоров. Леонид в больнице с тяжелыми травмами, но он в сознании, и его жизни ничто не угрожает.

– Ох ты боже мой… – пробормотал депутат и провел руками по лицу, словно пытаясь осознать случившееся. – Он попал в аварию, да? Машина сбила?