Подумать только: он искупается в М-м-муссонном заливе…

Русская поговорка «мир тесен» у французов звучит как «слой тонок». Редко, когда в каком-либо аэропорту, да не встретишь хоть одного, хоть слабо, хоть чуть-чуть, но все же знакомого. Но это в аэропорту. И в России. А вот чтобы так, идя по флоридской, сан-диеговской Хортон Плазе, так запросто встретить — через пятнадцать лет!! — однокашницу… Этому не сразу поверишь. Сергей, естественно, прошел мимо сидевшей за столиком под зонтом мелкокудрявой дамы в огромных зеркальных очках. Потом, под давлением чужого, но настойчивого взгляда в затылок, притормозил, против желания медленно-медленно обернулся. И обомлел: обложившись раздутыми пластиковыми пакетами, в широкой красной майке и блестяще-желтых велосипедных лосинах, закинув ногу на ногу, ему улыбалась Лариска Либман. Боже мой! Он даже снес слишком легкий капроновый столик с шипяще протекшей баночкой пива. Приподняв почти не потяжелевшую Лариску, закружил на глазах изумленно повылезавших изо всех щелей американцев и американок… е-мое!

— Ты?!

— Ты?!

— Я!

— Я!

И так далее, и тому подобное. Ловко и вовремя подносимое холодное баночное пиво не успевало согреться, а звонкие полуфразы и шепчущие полувозгласы то и дело перебивались полноценным, словно никого вокруг и близко не было, смехом. Или неожиданными паузами, заполненными внимательнейшим изучением друг друга. Она, оказывается, уже семь лет как в Америке. Естественно, через замужество. Нет, теперь свободна, так как достаточно зарабатывает, чтобы терпеть рядом какого-либо тупицу. Да, они все тут удивительно тупы. Никакого театра! — Школа английского языка для новых эмигрантов из стран СНГ. Живет недалеко, но работу добирается полтора-два часа. Зависит от пробок. И про Россию все знает достаточно точно и подробно. Ельцин — мудрый президент, он все доведет до логического конца, не нужно делать слона из расстрела Совета депутатов. Кто ученики? Сейчас эмигрируют либо взросленькие ученые, либо молоденькие торгаши. Нет, более-менее удачно устраивается один из десяти, не больше, ее судьба действительно сложилась счастливо, другим не пример. Поэтому приходится держаться за работу всеми руками и ногами. Ну, а он? Неужели и в правду решил больше не актерствовать? Даже трудно его представить без грима, апломба и патетики. Он не в Москве? Даже из такой вот дыры? Прости, Петю очень жалко.

Они медленно-медленно шагали под чуть уже темнеющем из лазурной голубой в насыщенную парижскую синюю небом. Жара ниспадала, и в наползающей ласке предвечерия далеко вверху чешуйчато переливалась оранжевыми и красными отражениями невидимого пока из-за ближних домов заката стопка шестигранных небоскребов. Народ щедро вывалил в предчувствуемую прохладу. Если же это действительно прохлада — двадцать шесть по Цельсию! В октябре. И на всех лицах, даже у отчего-то обязательно одинаково толстожопых полицейских, блаженные улыбки. Улыбки, улыбки. Движение по тротуарам неспешное. По одному никого, только группками. И все в шортах. Говорят на американском, сленг повсеместно, но встречается испанский и немецкий. Он спрашивал, спрашивал, указывая пальцами, Лариса кое-что объясняла. Вот начался какая-то совсем уж ухоженная зона отдыха. Пересекли под светофором трассу, потом долго обходили бесконечную белую стену монастыря доминиканцев. Сергей нес ее пакеты — запарковаться возле торгового центра либо невозможно, либо дорого, и Ларискина машина стояла почти у Seaport Village. Почему «деревня»? Ну, нет здесь улиц Комдива Чапаева или Луначарских переулков. Что, и Клары Цеткин тоже? Тоже. Исторический уголок. Старинные здания, переделанные в якобы антикварные магазинчики, ретро-ресторанчики и кафе. Почему «якобы»? А какой может быть антиквариат в Америке? Все, что старше сорока лет. Закинув покупки на заднее сиденье, упрятанного с утра в тень остриженного кружком лимона, перламутрового сине-зеленого «Понтиака», он задержал в своей ладони ее руку. «Ой-ой, не надо. Не нужно никаких игр во внезапно вспыхнувшие чувства». — «А без чувств?» — «А это мы уже проходили».

И все же она согласилась встретиться завтра на пляже. Как же им найтись? А у отеля «Кристальный мол». Там с утра не много народа. И еще он наверняка будет самым белым пятном на всем калифорнийском побережье. Не просто белым — синюшно-бледным. Потому, что как раз в это лето он впервые ни разу не выбрался на природу. Может быть, это и есть старость? Когда не хочется, и нет аргументов преодолеть нежелание… «Понтиак» увернул за дальний поворот. Ну-ну, это еще не отруб. Просто встреча произошла слишком нечаянно. Скорее всего, у нее сегодня уже была запланирована встреча. С местным смуглым бойфрендом. Хахалем по-русски, по-нашенски. Ну не может такого быть, чтоб Сергей и не затронул сердечную струнку бывшей соотечественницы. Бывшей соученицы. Бывшей подружки. И чуть-чуть не жены. Что значит «без чувств проходили»? Уж у нее-то чувства были, хорошо помнится, что, может быть и не ураганные, но были. Это же она его потянула за собой в Москву, где ее дядя обещал помочь. Мыкались они тогда первое время вполне поровну, и расстались очень даже по-дружески. По абсолютно понятным причинам: пребывая совершенно в своем уме, дядя вовсе и не собирался помогать всем сибирякам, почему-то пожелавшим сделать карьеру в столице. Родня родней, но в мужья дочери сестры этот нагловатый молодой человек не тянул. Что ж, Сергей со второго или третьего раза с ним согласился — собственных сил показалось не меряно. Они по инерции повстречались-послучались какое-то время, но учеба на «директорском» факультете ГИТИСа отнимала у Лариски как-то все больше сил, да потихоньку-помаленьку появились новые, неизвестные ему друзья, новые интересы. Такие, ну, в общем, очень даже новоарбатские, которые не всех затрагивали. А Сергей по два спектакля в день «бей-барабанил» и «аленько-цветочил» по обнинскам, дзержинскам и можайскам со своими друзьями и своими тюзовскими интересами. Так что, еще не известно, кому на кого нужно бы сейчас обижаться: «без чувств».

Пока он открывал дверь, в номере уже вовсю свиристел телефон. Карапетян умолял немедленно спуститься в бар первого этажа и выпить. Как полагается: от души, по-русски и по-советски. Просьба начальства равняется приказу, оставалось переодеть рубашку, сменить шорты на брюки. Даже без душа. Опять удивляли роскошный лифт, надраенный до рези в глазах холл и выдрессированная прислуга. Почти все негры или мулаты. А вот бармен оказался поляком. И они постепенно находили с ним общий для всех славян язык: в конце концов, стоило только махнуть указательным пальцем, как в стаканчике появлялось пятьдесят грамм кисловато-горькой местной водки безо всякого льда. Вонючей и желтоватой водки, как бы там она не называлась.

Карапетян страшно нервничал. Сумма предстоящей сделки была достаточно велика, отчитываться будет необходимо перед немалым количеством прямых и косвенных участников, а почти единственной гарантией возвратной черной кассы были его родственные связи с американскими партнерами. Все, конечно же, его утешали и успокаивали — и в Улан-Удэ, и в Москве, и в Иркутске. Да он и сам себя тоже утешал тем, что сделка с компанией «Equipment» предстояла не первая: мы вам легированную сталь и хром, а вы нам окорочка и сигареты. Только это для внешнего взора, это так, пара ящиков себе в убыток. А на самом-то деле «беспроцентный кредит». И, конечно же, безвозвратный… Скольких таких сдельщиков в их перестроечное время уже стрельнули за самые непредсказуемые промахи? Сейчас жизнь человека ни чего не стоила. После Афгана, Карабаха, Абхазии, Белого дома и Чечни киллеры просто толпами бродили по улицам. В газетах в открытую печатались наглые объявления с предложениями специфических услуг. Цены на эти услуги умиляли до слез: восемь старушек или два бизнесмена — и можно купить подержанные «жигули»!