– Могу смешать два желтка, тернасский соус и сливки.

– Очень мило, что ты не предложила секиру. Хороший знак! – хрипло простонала подруга. – Спасибо. И, это… Тинави. Я не хочу сейчас обсуждать случившееся, ладно? Можно, я пока останусь тут?

– Конечно. Если только тебе не надо предпринять какие-то действия по поводу произошедшего.

– В таком состоянии я могу предпринять разве что что-нибудь саморазрушительное. Так что – нет.

Говоря, Кадия отказывалась даже повернуться ко мне лицом. Тяжелый дух того, что Все Очень Хреново, затягивал спальню, будто болото. Проветривай не проветривай – тут нужно что-нибудь посильнее!

– Может, порцию обнимашек перед сном?

– Ненавижу обнимашки в таких ситуациях. Это слишком мило.

– А если с Марахом? – предложила я.

Кадия, подумав, согласилась. Марах возмущенно подавился какой-то гусеницей, посмотрел на меня в стиле: «Ну что за подстава?!», но потом, распушив перышки, полетел к Мчащейся. Вскоре в комнате стало немного уютнее.

Никогда не устану поражаться тому, что даже кажущийся самым вредным на свете домашний питомец – на деле не что иное, как теплый генератор любви.

Приближался полдень.

Королевскую капеллу заполняли высокопоставленные гости, приглашенные на закрытую мессу его высокопреосвященства. Сам Ноа, судя по звукам, чистил зубы в своих апартаментах. Я стояла между резной дверью, ведущей в его комнату, и дымчато-розовой кварцевой стенкой – обратной стороной алтарной зоны.

То и дело я выглядывала из-за нее, чтобы посмотреть, кто где сидит, и какие наряды выбрали придворные дамы для сегодняшнего мероприятия, и как саусберийские боевые колдуны стоят по периметру капеллы, намеренно оголив запястья, демонстрируя заполненные маг-браслеты.

Мы, конечно, союзные государства и все такое, но если кто-нибудь освистит Ноа, то немедленно получит по кумполу. Не говоря уж о более серьезных опасностях.

В капеллу, шурша светло-коралловым платьем, зашла ее величество Аутурни. С ней – Полынь в белом традиционном одеянии, будто голый без всех своих амулетов. Судя по всему, придворный маг попытался еще и припудрить татуировки Ловчего, но это был дохлый номер… Надеюсь, маг выжил!

Надо сказать, что Полыни очень шел новый костюм. Настолько, что я никак не могла перестать смотреть на напарника – и в конце концов чуть ли не ладонями закрыла глаза сама себе, чтобы все-таки суметь отвернуться.

Ох уж этот Полынь!

Я вспомнила тот день, когда мы познакомились: тогда я тоже стояла столбом и разглядывала его в течение неприлично долгого времени. Но в тот раз причиной было мое любопытство: столько побрякушек, с ума сойти! И такая прическа! И странное сочетание аристократичного лица с безумной одеждой…

Теперь же я иногда не могу оторвать взгляд от Полыни просто потому, что с ним все становится в разы симпатичнее. Есть в моей жизни такие особенные люди: кажется, их можно втыкать, как фонари, тут и там. Благодаря им мир мгновенно светлеет.

В свою очередь, я тоже была одета по-дворцовому изысканно. Уровень мероприятия требовал определенной торжественности наряда, даже несмотря на то, что сейчас я работала, а не пришла в качестве гостя. Впрочем, это было очень приятно – нарядиться на светское событие. Я искренне верю, что любой девушке хотя бы раз в неделю нужно красиво одеваться, укладывать волосы – и потом с лебединой осанкой выходить в свет. Удивительным образом это поднимает настроение и самооценку.

Так и сейчас: я радовалась выбранному для меня в ведомстве небесно-голубому платью без бретелей, которое плотно облегало талию, а ниже расходилось струящимся потоком. Полупрозрачная накидка с широким капюшоном – того же небесного цвета – целомудренно прикрывала плечи. На груди у меня висело то, что можно было принять за эксцентричный талисман – а именно пузырек с багровой жидкостью.

Да, обычно я ношу кровь Рэндома на ремне или в кармане, но сегодня ни того ни другого не предполагалось. Мои бита, лассо и кинжал лежали буквально в нескольких метрах от меня, а за охрану отвечали саусберийцы, но я все-таки решила, что не стоит оставаться без такой полезной страховки, как кровь хранителя.

В очередной раз выглянув из-за ширмы, я помахала Полыни, уже севшему на свое место позади королевы.

Ловчий не сразу сфокусировал на мне взгляд – зато, когда это случилось, он не моргал десять секунд. (Да, я посчитала!) Лицо у него было таким приятно-ошарашенным, что я даже смутилась.

Потом Внемлющий отмер, подмигнул мне и показал большой палец. Я улыбнулась в ответ.

Весь зал уже был заполнен – и кресла, и стоячая галерка. Кто-то попытался подняться по винтовой лесенке на пустой музыкальный балкон, но его остановила стража: там сегодня закрыто.

Наконец в капеллу вошел его величество Сайнор. Все поднялись и поклонились, я тихонько поскреблась к архиепископу.

– Все уже на месте, ваше высокопреосвященство.

– Отлично. А теперь пусть подождут. Суета – грешно. Тишина – благодетель, – неприятным скрипучим тоном отозвался Ноа.

…Интересно, проповеди он тоже читает, как недовольный сморчок?

* * *

Полчаса спустя оказалось, что нет. Вообще нет.

Едва Ноа де Винтервилль ступил в пространство алтарной зоны, залитое пастельными красками солнца, с мерцающими огоньками свечей, с нежнейшим барельефом, изображающим шестерых хранителей, как все в храме замолкли. А сам Ноа – совершенно неожиданно – слегка улыбнулся. И раскрыл ладони.

И началось волшебство.

Голос архиепископа, выпущенный на волю, будто зажил отдельно… Он был сильнее Ноа. Весь Ноа был этим голосом – и только им.

Сильнейший Дар Проповедника. Звук, меняющий миры.

Голос заполнял вверенное ему пространство, затапливал капеллу, мягко, но непреклонно пробираясь в сердца, омывая лики хранителей; он гипнотизировал гостей, он заставлял воздух дрожать миражом и, казалось, мог легко поднять тысячную армию на самоубийственный поход – если бы захотел.

Во время проповеди я стояла в трех шагах от алтаря и Ноа, в тени удачно расположенной колонны, и никак не могла понять: как случилось это преображение? Из неприятного, жестокосердного чужака – в существо, которому веришь до слез, за которого в этот момент отдашь жизнь, не думая, – потому что если в мире есть такой голос, то это уже искупает все горести вселенной.

Архиепископ говорил…

Представители знатных Домов слушали, не шевелясь, как и хористы в дальних рядах. Завороженно слушала королева, прижав бутон розы ко рту. Замер Полынь, в начале мессы все пытавшийся поймать мой взгляд, но теперь тоже застывший, обративший мысленный взор внутрь себя, будто ищущий что-то и, судя по прикушенной губе, находящий не то, что ждал…