Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Четвертым признаком такого человека является его распущенность и неуважение ни к чему, ни к людям, ни к собственности, ни к закону, ни к моральным устоям.
Неуважение к людям — проявляется в склоках, дрязгах, открытой агрессии, разворачивающейся по любому поводу травле, грызне в Интернете, постоянно и во всем проявляющейся зависти. Неуважение к собственности (все теперь колхозное, все теперь мое) проявляется в воровстве на работе, откатах (ни в одной стране мира проблемы откатов в таком масштабе нет), вандализму в местах общего пользования, открытой зависти и ненависти к тем, кто живет успешнее вместо попытки понять, как это удалось и готовности учиться. Неуважение к закону выражается во взятках (а при взятке, кроме того, кто берет, есть и тот, кто дает), нарушении правил на дорогах (если никто не видит), неуплате налогов при малейшей возможности к тому. Неуважение к моральным устоям выражает, кто как может — кто-то бросает окурок мимо урны, а кто-то… понятно, в общем.
И гомо советикус никуда не делся. Именно их, советских — вышвыривали из Средней Азии и резали в Чечне, а в Прибалтике дали паспорт с надписью «чужой» — русские бы никогда такого не потерпели. Именно они, советские, в ответ на каждую проблему дружно кричат — Путина долой! Или — Во всем виноват Чубайс! Именно они, советские — не могут даже управдома выбрать без того, чтобы погрязнуть в дрязгах. Именно они, советские — уже двадцать с лишним лет не могут понять, кто виноват в гибели СССР — вместо того, чтобы строить что-то новое… да хотя бы и тот же СССР пытаться восстановить. Проблема в том, что человек позднесоветский ИМПОТЕНТЕН. Он не может быть субъектом, он — объект, тот, с кем вечно что-то случается, как с алкоголиком. И это — исторический приговор.
СССР больше нет — но Россия осталась. И она все еще первая по территории страна мира. И русские — есть. Их немного — но они есть, их все больше и больше, в то время как советских — все меньше и меньше. От нас, от нашего и следующего поколения зависит — сможем ли мы стать русскими, людьми, создавшими первую по величине империю мира — или останемся советскими людьми, которые в угаре сами разрушили свою страну. Сможем ли мы — построить свой Портленд и Сиэтл. Сделать так, чтобы от Калининграда до Камчатки — была единая страна, и чтобы люди были рады в ней жить, чувствовали свою принадлежность к великой стране, к великому народу, к нации победителей. Или мы по-прежнему — будем искать виновников все новых и новых наших бед и бедствий…
Ночь.
Улица.
Перрон.
Вот только аптеки как на грех не было — тут Блок немного сфальшивил — ну, какая аптека на перроне. А вот тусклый свет был, тусклый потому что генератор барахлил, а нового — уже три месяца ждали…
Пост Святой Ольги был гарнизоном военным, потому и сборы проходили намного быстрее и организованнее, чем в гражданских поселениях. В каждой семье военного — телефон рядом с кроватью, тревожный чемоданчик в углу, и в нем — все по списку, до последней строчки. Железнодорожные автобусы все еще не подошли, в сухой темноте железнодорожной станции — раздавались отрывистые крики команд воспитателей, мелькали лучи фонарей, в последний раз — проверяли снаряжение, которое надо было взять с собой. Наконец, в дальнем конце путей, засветились похожие на автомобильные фары…
— От края платформы отойти! — громыхнул мегафон
Сцепленные цугом два железнодорожных автобуса — со скрипом замерли у платформы.
— К погрузке…
Воспитатели — сноровисто разложили легкие алюминиевые лестницы, ведущие вверх. Пацаны, выстроившись в очередь, стали передавать мешки.
Внимательные глаза — наблюдали за этим из темноты…
— Равняйсь!
Выстроенные в две шеренги пацаны — выполняют команду. Родители — у кого на месте — стоят в сторонке. Первый самостоятельный