Чуть более расширенное значение понятию «гражданское общество» придавал итальянский теоретик коммунистического движения Антонио Грамши. С его точки зрения, «это тип социальной организации, развивающийся в рамках западной политической культуры, западной цивилизации»[342]. Гражданское общество, таким образом, это та сфера, где коллективная самоорганизация пересекается с государственными институтами — объединение граждан для достижения каких-то общих целей. Это могут быть объединения самого разного рода — от политических партий или профсоюзов до организаций потребителей или некоммерческих организаций.

В отличие от Европы и Запада в целом, в России долгое время довольно пренебрежительно относились к концептам и вообще развитию мысли за рамками официальной советской доктрины. Поэтому само понятие гражданского общества у нас было переосмыслено в нашем, российском ключе, а не в том, о котором говорил создатель понятия Иммануил Кант, имея в виду всякого человека — как заведомо хорошего, не в том, о котором писал Гегель, Грамши, и даже не в том смысле, в котором его развернул либеральный теоретик Поппер. В России под гражданской активностью в 99 % случаях подразумевают любую активность граждан, а под гражданским обществом всё, что не относится к государству, а в большинстве случаев — всё то, что ему противопоставляется. Когда носитель паспорта гражданина России, живущий на Кавказе или где угодно, проявляет какую-либо активность, заботу об окружающих, хочет что-либо изменить в лучшую сторону, то это его устремление и описывается понятием гражданская активность, а сам он становится частью «гражданского общества». На Кавказе именно в этом смысле гражданское общество очень развито, в лучшем случае — как любая, не заказанная государством активность, в худшем — как то, что противостоит государству как подавляющей общество «машине» — если брать либеральную трактовку. В любом случае, если брать за основу не наше, весьма интуитивное представление о «гражданском обществе», а изначальное определение этого концепта, будь то версия Гегеля, Грамши или Поппера, — в основе этого явления всегда лежит атомизированный индивид, категория противоположная как коллективной родовой идентичности этноса, так и органической общности народа, коим являются русские.

Идентичность: автономия вместо политического субъекта. Говоря о восстановлении коллективной идентичности традиционных народов и этносов как полноценного социального явления путём устранения искусственных политических форм самоорганизации, речь не ведётся о том, чтобы лишить народы Северного Кавказа автономии. Именно в этом и заключалось расхождение Сталина и Ленина в момент создания Советского Союза: Сталин стоял за принцип автономии, то есть сохранения идентичности и культуры народов без наделения их политическими свойствами. Ленин же говорил о необходимости разделения бывшей Российской империи на национальные республики — «самоопределившиеся политические нации», — что и заложило мину замедленного действия под целостность нынешней России. Об этом не так давно высказался президент России Владимир Путин[343]. В итоге Советский Союз был сформирован по политическому, ленинскому принципу, а не по принципу автономизации, что давало возможность сохранения идентичности без распада на политические единицы и новой, искусственной пересборки.

Если взять, допустим, Карачаево-Черкесию в качестве примера, то эта республика как политический субъект населена не только карачаевцами, как и не только черкесами, вынесенными в титул, но ещё и другими народами, которые в названии не учтены. Если мы идём по пути политического учёта интересов всех народов Карачаево-Черкесии, мы должны добавить в название и русских, и абазин, и ногайцев, и чеченцев, и другие проживающие в республике народы. И всё равно не учтём всех. Поэтому изначальный принцип политизации, то есть создания именно политического субъекта, коим является национальная республика, заведомо угнетает другие народы и этносы, выводит их за скобки, политически адаптируя другие народы и этносы под социальный стандарт «титульных» карачаевцев или черкесов. Которые, к тому же, сами не комплиментарны между собой, ибо это тюрки и адыги, соответственно. Именно по принципу некомплиментарности и формировались некоторые северокавказские республики уже в рамках самого СССР — для исключения их безболезненного выделения, о чём подробнее речь пойдёт в Главе 5. Таким образом, сохранение идентичности народов, их культуры, традиций, языка, самоназвания — невозможно в рамках политических образований — национальных республик, но возможно исключительно в формате этнокультурных автономий с широким спектром свобод культурного, бытового, традиционного самоопределения.

В нынешней российской Конституции, как, впрочем, и в каких-либо других правовых документах, не задекларированы такие понятия, как, например, карачаевец, черкес, чеченец или русский. То есть ни народов, ни этносов нет, не существует — ни в правовом, ни в юридическом, ни в нормативном, ни в понятийном поле. Есть одна «универсальная» формулировка на всех — «россиянин», или «гражданин России». Это последний бастион идентичности, который у нас остался. Основная же идея, направленная на извлечение «мины замедленного действия» из-под России, заключается в том, чтобы вернуть идентичность, в том числе самоназвание народов, в понятийное пространство, наделив каждый народ статусом автономии. При этом необходимо отказаться от искусственных субъектов в виде «национальных республик», в которые загоняют народы те, кто реализует западные, либеральные модели, где их нивелируют и унифицируют, подгоняя под «национальные» стандарты на пути в «гражданское общество».

Русские — это культурно-цивилизационное явление, а не «русская республика» в ограниченных административных границах с русской конституцией и русским президентом. Но тогда и другие народы и этносы — это автономии, а не «республики». Обратная альтернатива — если некоторые народы России имеют свои республики, то и все остальные народы, включая русских, также должны иметь свои республики. Буквальная реализация данной гипотетической установки в нынешних условиях — это большая кровь и неминуемый распад России на множество мелких осколков, среди которых «русских республик» будет не один десяток.

В то же время демонтаж формата «национальных республик» в пользу придания нормативной субъектности народам и этносам отнюдь не представляет собой конфликтного сценария. Напротив, декларируемое развитие многообразия Российской Федерации не должно остаться лишь на бумаге в рамках Стратегии государственной национальной политики Российской Федерации на период до 2025 года, принятой Президентом указом № 1666. Такое многообразие следует реализовывать по факту, через удовлетворение права всех народов называться так, как они традиционно считали нужным, а не существовать в рамках искусственных политических образований, куда их загнали в советский период. В искусственно нарезанных случайным образом национальных образованьях, так называемых «республиках», где не учтены права множества других народов, проживающих в них. Дагестан, например, имеет в своём составе десятки этнических групп, малых и больших этносов. Однако все они не учтены в официальных документах, где нет никаких аварцев, кумыков, лезгин и так далее. То же относится ко всем остальным политическим образованьям Северного Кавказа, растворяющим многообразие идентичностей в плавильном котле «общероссийской гражданской политической нации».