узнать. Но фактом является то, что рассчитывал Юдин на дачах найти убежище. Пусть даже временное. Будучи абсолютно уверенным, что поселок давно нежилой. А тут сюрприз – открытый дом семьи его бывшей возлюбленной Софьи Кудриной-Зулич…

– Любопытную конструкцию мы с лейтенантом обнаружили, посмотреть не желаете? – раздался за спиной голос Сотника.

Я обернулась, высвобождаясь из объятий Георга.

– Где?

– На берегу. Пойдемте, сейчас все поймете сами.

Не дойдя с полметра до обрыва, Сотник остановился и, раздвинув кусты, концом кроссовка ткнул в землю. Я наклонилась ниже, чтобы рассмотреть, что же там такое. Огромный крюк был врыт в землю, и, судя по всему, давно: металл был весь покрыт ржавчиной.

– Правее еще один. Осталось найти веревочную лестницу, которая крепится на эти крюки. Думаю, она в доме. Или же каким-то образом хозяин эту лестницу снимает с крюков и прячет внизу. Сложно, но возможно, – подытожил Сотник.

– И зачем Громову она нужна? Там одни камыши! – Георг подошел к краю и посмотрел вниз. – Болотом тянет…

– А вы уже поняли, Ляна Шандоровна, что мы, с большой долей вероятности, вышли-таки на вашего лодочника?

Глава 28

Мы, добравшись до трассы, разъехались в разные стороны: Сотник с лейтенантом в отделение, я же попросила Георга отвезти меня в Жуковку к Любе. Всю дорогу он с кем-то говорил по телефону, я не прислушивалась, думая о своем.

Сомнений не было: Громов при нашей последней встрече врал много и вдохновенно. Как я, развесив уши, даже не попыталась распознать, где правда, а где ложь, не понимаю. Дядя Паша, почти родственник, добрейший и любящий. Так мне казалось в детстве, да и не мне одной. Он был любимцем всех детей без исключения, потому что нашим родителям часто было не до нас, а затейником в играх выступал Громов. Он чинил поломанные игрушки, велосипеды, разнимал ссорящихся и успокаивал обиженных. Он был няней мелкоты по призванию души, не имея собственных потомков, жены и близких родственников. То есть там, на даче, мы никогда не воспринимали его как человека семейного, дядя Паша принадлежал только нам, считался «общим», неделимым со взрослыми и их неспокойной повседневностью. Сейчас так, как развлекал нас, детей, Громов, работают аниматоры. За деньги и часто без души. Павел Андреевич же, я уверена, сам получал удовольствие от возни с нами.

И этот человек мог хладнокровно избить человека, потом сесть в лодку и, напевая романс, скрыться? И он же восемь лет назад выкинул труп моего отца из окна?! И мотив – золото? Как он мог узнать о нем, если в день убийства баро уехал из поселка еще до конфликта в Жуковке? Нет, даже не так – как он вообще мог узнать, что тот везет золото моему отцу? Если об этом было известно только Любе… Никак! Или мотив – не золото, или вмешался случай. Тут же ощутив привычный холодок, я успокоилась. Все просто – Громов соврал, сказав, что не был в поселке в день смерти моего отца. Был, что-то видел, возможно даже, столкнулся с Юдиным. Прав Сотник, веры дяде Паше больше нет…

– Ляна, я тебя оставлю у бабушки, мне нужно по делам. Освобожусь – заберу, лады?

– Хорошо. У тебя проблемы?

– Проблема у меня одна – родитель-убийца. Остальное – текучка. Прости, не могу не думать об этом. Этот дом? – Он притормозил у знакомой калитки.

– Да… Ты бывал здесь? – Я удивилась тому, что Георгу известно, где живет Люба.

– Я – нет. Ксюха еще девчонкой к гадалке бегала. Да в Жуковке этот адрес даже дети знают.

– Думаешь, приворожила тебя?

– Точно нет. Когда разводились, она призналась, что Люба ей отказала в привороте. Объяснила, что не ей я предназначен. Выходит, тебе? – Он улыбнулся, притянул меня к себе и поцеловал.

Я вновь ощутила себя как самостоятельную единицу, лишь когда Георг, оторвавшись от моих губ, снял с моих плеч горячие ладони и переложил их на руль. Тяжело дыша, он качал головой из стороны в сторону, пристально глядя в лобовое стекло. Что он там рассматривал? Первые капли начавшегося только что дождя? Кошку у забора? Босого цыганенка?

– Ляна, иди. Или я тебя сейчас увезу к себе, тут, кстати, рукой подать, – он неопределенно помотал головой, – и тогда… А я не хочу вот так, на бегу.

– И я не хочу…

– Ты только дождись, когда все закончится. Дай время, я приду в себя. Никаких… убийц, бывших жен, любовниц между нами быть не должно. Я все решу.

– Ангелина тебя шантажирует? – решилась задать вопрос я и тут же поняла, что напрасно.

– Я решу все вопросы, – уже жестко произнес мой будущий муж.

– Георг, я могу помочь, – все же рискнула предложить я.

– Нет! Я тебе запрещаю! – отрезал он и завел двигатель.

«Выметайся из машины и не путайся под ногами, женщина!» – легко прочла я его мысли.

Люба ждала меня на крыльце, дверь в ее хату была гостеприимно распахнута, я уже хотела войти, но опередила кошка, молнией метнувшаяся мимо наших ног. Мы рассмеялись, радуясь то ли встрече, то ли умному поступку животного – крыльцо уже заливал косой дождь. Тонкая ткань сарафана мгновенно промокла, стоило мне замешкаться, чтобы пропустить в дом Любу – порог та преодолевала медленно, держась обеими руками за косяки. На глаза мои навернулись слезы – я вдруг поняла, насколько бабушка стара.

– Мне почти девяносто, детка, – произнесла она, не оборачиваясь. – Но поживу еще, не переживай. Иди-ка в спальню, переоденься. Сейчас сухую одежду дам.

Я смотрела в зеркало – в нем отражалась рыжеволосая… цыганка.

– Наряд твоей бабушки Виты. Они с Бахти после свадьбы жили в этой хате, здесь и твоего отца зачали. Ты похожа на нее чем-то, фигурой больше. А рыжая – в свою мать.

– Да, мама сейчас еще располнела. Знаешь, она в больнице. – Меня накрыла волна стыда. – А я даже не звонила сегодня. Ни ей, ни Сане.

– Все у них в порядке. Но лежать ей еще долго. Скучаешь по